Византийская астрология. Наука между православием и магией. Пол Магдалино

рукописи Vat. gr. 1291. Если эта датировка верна, то несомненно, что именно по инициативе Константина V и появляется этот прекрасный список «Подручных таблиц» Птолемея, незаменимого руководства для астрологов[34]. В пользу новой датировки, кстати, можно добавить свидетельство рассказа о возникновении монастыря Одигон, где мы видим готовность Константина V сделать все, вплоть до основания монастыря, чтобы отрегулировать ход дворцовых часов (ὡροσκοπεῖον)[35]. Что может объяснить такую спешку, если не необходимость правильно использовать астрономические таблицы? В любом случае интересно отметить, что часы отремонтировал именно монах.

      Согласно «Хронографии» Феофана, в 695 г. некий монах Павел из константинопольского монастыря Каллистрата объявил себя «астрономом»[36]. Итак, византийская астрология «темных веков» демонстрирует преемственность с прошлым, которую ей в значительной степени обеспечили «Божьи люди». Примечательно, кстати, что рукопись «Простых таблиц», скопированная для Константина V, содержит, на лл. 3–8, специальные таблицы для климата Византии, отож-дествляющиеся с теми, которые настоящий Стефан Александрийский создал во времена Ираклия[37]. Из этого следует, что копия была сделана со списка, хранившегося в Константинополе, а не привезенного с Востока.

      Но Константин V был современником первых халифов-Аббасидов, и трудно поверить, что его интерес к астрологии не имел ничего общего с влиянием астрологов на основателя Багдада. Источник вдохновения для идей, содержащихся в интересующих нас текстах, где более или менее явный «ориентализм» обнажает их восточное происхождение, нужно искать не в Константинополе эпохи иконоборчества. На самом деле, столь положительные суждения об астрологии можно найти лишь в исламском мире. Аль-Кинди, великий ученый ΙΧ в., чья работа принесла ему звание «философа арабов», был «убежденным приверженцем науки о звездах»[38]: влияние планет на подлунный мир было основным принципом его философии[39]. Его современник, астролог Абу Машар, повторяет Птолемея и развивает философский аргумент, что астрология – это рациональная наука[40]. В конце X в. бывший правитель Гранадской таифы Абдаллах ибн Булуггин вспоминает об астрологе, который оправдывал себя, утверждая, что астрономия – форма поклонения Господу[41]. Это напоминает Стефана, «философа персидского», и вполне может указывать на то, что этот астролог излагает учение, распространенное среди его коллег в Багдаде в X–XI вв.

      Сирийская астрология. Но оправдание астрологии в Багдаде началось задолго до этого. Одним из первых, кто сформулировал его, был христианин-маронит – Феофил ибн Тума из Эдессы, главный астролог второго аббасидского халифа аль-Махди (775–785)[42]. Труды Феофила имели широкое распространение в Византии. Неизвестно, были ли они написаны на греческом, но автор, безусловно, владел языком Гомера, Галена