Станет снег на полях розоватым.
Могут люди быть твёрже, чем сталь,
Если нужно спасти то, что свято.
Так уж вышло, отец и сынок —
Два солдата России, герои!
И одно ожерелье дорог
Вас связало судьбой фронтовою.
Возвращайся, милый
Возвращайся, милый, налеплю вареников,
Напеку оладьей – с клюквой на меду.
Приезжай с победой к празднику Сочельнику,
Я тебя, любимый, дни и ночи жду.
Возвращайся, милый, мы распилим брёвнышки,
Дров наколем жарких – баньку истопить.
Нас одарит нежным золоченьем солнышко,
Горлинки весною будут гнёзда вить.
Возвращайся, милый, извелась сердечком я,
Ночью выйду к звёздам, их прошу сиять
В поднебесном храме ласковыми свечками!
Пусть хранит любимых в битвах Божья Мать!
Возвращайся, милый, я закрою ставенки,
Будем мы всю ночку пировать вдвоём.
А потом устроим на неделю праздники,
Мы тебя с победой всей деревней ждём!
Как печальны ночки без любимого,
Снишься неизменно только ты.
Не милы ни зорьки,
Ни закат рубиновый,
О тебе далёком думы и мечты,
О тебе все думы и мечты.
Раненый ветеран
На эту мину наступил он, видно, сослепу,
После обстрела выбираясь из развалин.
И звёзды брызнули в глазах сверкнувшей россыпью —
Беду, выходит, очи всё же прозевали.
А по соседству пробивали стены «хаймарсы»,
И расцветали на домах «татуировки».
Блестели мины на щебёнке – нет, не каперсы! —
И жертвой грезили, как мышью мышеловки.
Он сделал шаг, не сознавая, по инерции,
Ещё не веря, что ходить уже не может.
Зачем здесь мины, запрещённые конвенцией?!
Зачем страдания и боль Ты создал, Боже?..
А на ноге теперь ни пяточки, ни пальчика…
Вразброс лежали – от бандеровцев «гостинцем».
И крыса вылезла из стылого подвальчика
И вгрызлась в то, что было некогда мизинцем.
Лежал старик, как древний дуб, грозою срубленный.
Шептал губами лишь одно – прошенье к Господу.
Культя кровила… кости край белел зазубренный…
И вся надежда оставалась лишь на госпиталь.
В младые годы он от фронта не увиливал,
Друзей погибших поминал и помнил лица.
Свой первый орден получил за взятье Киева
В ту Мировую, где хребет сломали фрицам.
Пришёл живой с войны, взрывной волной контуженный.
Но кто же знал, что вновь вскипит нацистов ярость!
Ему бы снова автомат и сил недюжинных —
Давить врагов, чтоб их и духу не осталось!
И он ползёт, и руку тянет, чтоб увидели,
Да помогли подняться – есть же волонтёры.
И видит он себя в строю, в военном кителе,
И сердцем знает: не спасётся враг матёрый!