Пленники незримых стен. Равиля Фастова

и адвокатом. Думаю, что если бы я выступала в суде, присяжные и зрители в зале мне бы аплодировали, стоя. Марина не аплодировала, она внимательно слушала и осматривала «материал» за последние …дцать лет моей жизни. И вот, на контрольном собеседовании на все документы поставлена жирная печать – «ОТКАЗАНО». Только в моем случае: это слово «бред», а комиссия – это человек, который, как мне казалось, знает меня лучше всех в мире. В документах, на которых несмываемая печать-, вся моя душа и вся моя прежняя, да и нынешняя жизнь. ДЦП – это детский церебральный паралич, ужасная болезнь, которую не пожелаю никому. Хотя мой врач говорит: «Легче формы не бывает». Плюс несколько достаточно непростых внутренних болячек. И ко всей этой «вкуснятине» есть предисловие, и именно оно – повод для грусти.

      Квартира, в которой я живу, это большие пять комнат, хорошо обставленные; балкон, телефон и прочее. И всё-таки я не могу сказать: это – моя квартира. У меня большая, светлая комната с окнами на Неву. Мне нравится подолгу всматриваться в эти тёмные сильные воды.

      Мои родители – умелые и умные люди, каждый состоялся в своей области.

      У мамы сложилась карьера руководящего работника. Днём она руководит подчинёнными в офисе, а по вечерам, дома – мной. Когда я была совсем маленькой, мама расставляла мне детскую мебель, рассаживала кукол и любимые мои плюшевые игрушки. Посадив меня на теплый ковер и обязательно подложив под попу что-то мягкое и тёплое, она говорила: «Играй!»… и уходила в свою комнату – дописывать бумаги или выпить рюмку, другую коньяка с кофейком.

      Потом было другое. Но всегда это было аккуратно, уютно, красиво, с чувством вкуса и знанием дела: «Рисуй!» – «Гуляй!» – «Читай!» – «Учись!». Училась я дома. Однажды, побывав в моей школе, мама пришла домой с одной из моих одноклассниц. «Дружи!» – сказала она и пошла сервировать стол по случаю начала нашей с Ленкой дружбы. Забавно, мы и правда крепко подружились и дружим до сих пор. Вот я и говорю: со знанием дела – никакого просчёта, никакого другого варианта. И если мне требуются доказательства её правоты, мама может представить их через секунду, сделав, в зависимости от ситуации, полшага в прошлое или шаг в будущее. И я не могу упрекать её за это. Ведь в детстве кто-то должен тебе говорить: вот это чёрное, а это белое, а это так – серое.

      Но детство закончилось, а поскольку мой недуг никуда не делся, я была и осталась слабой. А то, что я выросла, мама не заметила. Если я больна, значит, нуждаюсь в защите от мира и от себя самой. Но то, что мне нужно учиться жить с тем, что выпало, этой умной женщине почему-то в голову не приходило.