Барнхельм пожал плечами:
– А может мы будем день ехать, два отдыхать. Там же, если верить вербовщику, задание – сопроводить в целости и безопасности до Борна и по Борну. Ну, написали вместо трех недель два месяца, разве это проблема?
Разноглазый сцепил зубы. Кажется, этого придурка ничем не проймешь!
– Хорошо! А про это ты что скажешь?! Тут написано, что нанимают двух шварцрейтаров, а не ланскнехта и рейтара! Где мы второго возьмем?!
Росперт только ухмыльнулся:
– Да какие проблемы?.. – и, прежде чем его приятель успел хоть слово сказать, оглянулся через плечо: – Где там Кайо запропастился?!
Мальчишка словно только этого и ждал. Он чуть ли не кубарем скатился по лестнице, ведущей на второй этаж, и вывалил на стол, рядом с собеседниками ворох какого- то черного тряпья:
– Вот!
– Молодец, Кайо, – Росперт погладил мальчишку по светлым растрепанным волосам: – Иди, займись каким- нибудь делом, киндеритто… О! Коня иди почисть!
Мадельгер подозрительно потыкал пальцем в притащенный Кайо ворох вещей:
– Это что?
Барнхельм, казалось, даже не услышал ответа. Проводил ребенка взглядом, дождался, пока тот выскользнет из трактира на улицу, и тихо протянул:
– Вот как он каждый раз угадывает, когда он нужен? Я ж его не звал, не кричал… Может он колдун какой- то?
Разноглазый поднял на приятеля скептический взгляд:
– Да какой из него колдун?! Так, маленький колдуненок…
– Колдунитто! – нравоучительно поправил его приятель.
– Росперт! – не выдержал ландскнехт. – Я тебя когда- нибудь убью, если ты продолжишь коверкать…
– За что?! – в голосе мужчины звучало искреннее удивление. – Я говорю на родном языке!
Мадельгер склонил голову набок:
– Come posso arrivare in biblioteca?1
– Что? – нахмурился Росперт, не понявший ни слова.
Разноглазый только скривился:
– Это было на дертонжском.
– Вот видишь! – патетически всхлипнул шварцрейтар. – Я так долго живу за границей, что уже начал забывать родную речь! Узнай это моя покойная матушка, она бы… – мужчина запнулся на полуслове и почесал затылок, задумчиво протянув: – Кровь Единого, а что б она сделала? Надо ведь что- то покрасивее придумать… Чтоб, значит, до слез продирало… – он поднял глаза на приятеля: – Одуванчик, ты не знаешь? Что бы сделала моя покойная матушка?
У Мадельгера уже даже не было сил, чтобы ругаться из- за того, что его называют Одуванчиком. Разноглазый сдавленно застонал, облокотившись о стол и обхватив руками голову… И только сейчас заметил одну очень важную вещь.
Рука скользнула по поясу:
– Где мой кацбальгер?!2
– Так я его продал! – радостно объяснил