– В другой раз, спасибо, – ответила она, отводя взгляд. Мама постоянно предупреждала ее, чтобы она «вела себя как леди», а леди было не положено отвечать на взгляды незнакомых мужчин, даже если те пытались ей что-то продать. Она, разумеется, не пялилась на них – хотя Элизабет, одержимая ненасытным любопытством, часто пренебрегала этим правилом, особенно когда ее матери не было рядом, чтобы сделать ей замечание. Теперь же, будучи журналисткой, Элизабет считала своей обязанностью следовать своему любопытству, куда бы оно ее ни привело. И если это сопрягалось с разглядыванием мужчин, то так тому и быть.
Поднимаясь по лестнице на железнодорожную платформу, она тесно прижалась к толпе людей, идущих вместе с ней вверх по ступенькам. Элизабет улыбнулась, подумав, что ее мама предпочла бы, чтобы она взяла кеб – еще одна причина, по которой ей нравилось пользоваться общественным транспортом. Ступив на платформу наряду со своими согражданами, она словно наяву услышала протесты матери: «Это нелепо. Ты же знаешь, твой отец может позволить себе оплатить кеб. Ты просто упрямишься».
Втиснувшись в третий вагон, зажатая между сотрудниками юридических контор, офисными служащими и работниками розничной торговли, Элизабет на секунду пожалела, что так упорно сопротивлялась изволению матери. Она затаила дыхание, когда запах чесночной колбасы ударил ей в нос, без сомнения, исходящий от увесистого мужчины слева от нее. Шрамы и царапины на его пальцах указывали на профессию мясника так же безоговорочно, как и аромат говяжьего и бараньего жира, распространяющийся от его мятой куртки. С другой стороны от нее стояла тощая женщина средних лет с исхудавшим лицом, извиваясь, чтобы не задеть коренастого, похотливо пялящегося юнца рядом с ней. Одетый в грубошерстные штаны и поношенную куртку, с загорелым лицом и руками, он был похож на чистильщика обуви или мальчика на побегушках в одном из многочисленных магазинов, расположенных вдоль Нижнего Бродвея. Он попытался поймать взгляд Элизабет, но она отвела глаза, чувствуя его пристальный взгляд на своем затылке. Ее мать пришла бы в ужас от того, что она оказалась в окружении таких отвратительных типов, но Элизабет была полностью уверена в своей способности защитить себя.
Поезд накренился и закачался на узкой эстакаде, выбрасывая в воздух черную сажу и дым, пыхтя как огромный мрачный монстр, пробирающийся мимо многоквартирных домов, магазинов, церквей и борделей. Из вагона открывался вид на третий этаж зданий, когда тот проезжал мимо них. Это, должно быть, удивило жильцов, когда дорога была впервые открыта два года назад. Их частная жизнь внезапно нарушилась – и единственным способом сохранить некое подобие конфиденциальности было закрыть окно, избавляясь от лишнего света и воздуха, ограждая ценное уединение в перенаселенном городе.
И