Воевод останавливал, убеждал успокоиться и успокоить своих подчинённых.
Потом, если кто вспоминал этот день, каждый в войске уверен был, что с ним Одиссей разговаривал лично.
Был некто Терсит, хромоногий плешивый косоглазый горбун, вечно злой на язык – последний из умиротворяемых. Он и сам не заметил, что кричит один уже – в стремительно наступающей тишине, – по-прежнему к бегству зовёт и поносит царей. Одиссей возражал ему короткой речью, а когда взвыл Терсит, угощённый скипетром по спине, народ, было притихший, разразился хохотом.
Говорили друг другу, что многими делами и подвигами славен Одиссей, но превзойдено им только что всё прежнее – заткнул рот балаболке, треплу, пустомеле. И хохотали.
Вот и конец испытанию войска.
Одиссей, по-прежнему со скипетром в руке, готовился произнести слово. Рядом с ним возник неизвестный глашатай – а была то Афина, избравшая облик типичного вестника; закричала Афина-глашатай, как одни лишь они и умеют, провозгласители главного: тишинаааа!.. всем молчаааать!.. слушать всем царя Одиссея!.. Народ вмиг притихнул. И заговорил Одиссей.
Сначала он посочувствовал царю Агамемнону. Опозорить его решили ахейцы – забыли, как когда-то клялись не возвращаться домой без победы. Потом он их постыдил, Одиссей, всех этих мужей решительных и отважных, – сравнил с детворою и вдовами, хныкать готовыми, пусть только что-то будет не так. А после к терпению призвал. Девять лет уже здесь мы, осталось немного, скоро поймём – справедливо ли давнее Калхаса прорицание. Можно ли забыть, что случилось тогда в Беотии – на третий день общего сбора кораблей в Авлиде-порту. Все это помнят. Совершали гекатомбу богам, готовясь к походу. Клён там был высокий, тенистый, бил ключ из-под корня. И вдруг у всех на глазах – о, чудо! – из-под жертвенника явился страшный змей-дракон – красный и в пятнах, и он устремился на дерево, это видели все!.. Там за листьями скрывалось гнездо, восемь в нём птенцов притаилось, он их пожирал одного за другим… А рядом по воздуху птица-матерь металась и ничем помочь не могла. Он её поймал за крыло и сожрал у нас на глазах – и это была девятая жертва… А далее он каменеет – мы, не зная, что думать, только таращим глаза, а Калхас, наш прорицатель, нам говорит: не надо бояться, это знак нам, – восемь птенцов и девятая птица – это годы войны; на десятый год великая Троя падёт под нашим мощным ударом. Вот, сказал Одиссей, девять лет мы уже здесь, недолго осталось, наша победа близка, скоро-скоро Илион будет разрушен!..
Закричали ахейцы, ликуя.
Нестор потом выступал. Говорил о задачах текущих. Призывал поделиться, как в прежние времена, по родам и племенам, чтобы храбрость была на виду – и вождей, и рядовых ратоборцев.
Вновь обрёл величественный вид Агамемнон, вождь верховный.
Ему возвращается скипетр.
Слово его столь же грозно, сколь и духоподъёмно.
Робким обещан позор, смелым – награда и слава.
Волны