– Я не сомневаюсь, просто неправильно выразился, извини… – я презирал себя за просящие нотки, проскользнувшие в моём голосе, но мысли о Лизе не покидали меня. Она могла просто зачахнуть. Наша же работа грозила растянуться на несколько месяцев, а то и на год. – Прошу, поговорите с ним, я никуда не денусь и бежать в полицию не собираюсь.
Я себя не узнавал. Куда девалось моё повышенное чувство собственной значимости и свободолюбие, из-за которого я со столькими людьми перессорился? А тут я готов был лебезить и упрашивать людей, которые ничего не видели вокруг, кроме своей выгоды, и всё ради Лизы.
– Хорошо, – сказала Берта, – мы поговорим с ним, но ничего не обещаем. – Она вопросительно посмотрела на Олафа, так же хмуро сидевшего над своей едой.
Когда мы вернулись домой, я отправился в свою комнату, чтобы отдохнуть. Услышав, как в моей двери повернулся ключ, как обычно запирающий меня, я сначала было бросился на кровать, а потом на цыпочках подошёл к двери и приложил ухо к щели.
– Смотри, как он её любит, – донеслись до меня слова Берты. – Я не узнаю Генри, давай всё же поговорим c боссом…
Олаф, что-то раздраженно пробурчал в ответ. Через некоторое время они куда-то вышли, отперев мою дверь и заперев входную. Я подошёл к окну и увидел, как вишнёвый «Ооз» покидает стоянку.
Наверно поехали к «Некто» за материалами, подумал я, растянувшись на кровати и снова предвкушая встречу с золотой пластинкой и тетрадью, которую так и не успел даже раскрыть. Не заметив, как задремал, я проспал возвращение Берты с Олафом. Потом Берта постучала в дверь и сказала, что у неё для меня есть новости.
– Во-первых, мы привезли копии! И, во-вторых, «Некто» захотел встретиться с тобой лично, прежде, чем вынести решение по Лизе.
– Когда? Я готов! – подскочил я, хватаясь за одежду.
– Остынь, послезавтра поедешь, – сказал Олаф, у которого после получения копий, видимо, поднялось настроение, – вставай, пошли смотреть! – и он кинул в меня теннисным мячом, который держал в руке.
Я поймал мяч, сочтя это добрым предзнаменованием.
Олаф загрёб себе пластинки, которые были выполнены на твердом пластике, а мне оставил записи Чарльза. Боже мой, что это был за почерк! Просто невозможный! К тому же часть текста шла на совершенно непонятном мне языке, хотя на вид очень простом. Наверно это был язык первых поселенцев. Я стал разбирать тетради, пытаясь сложить их в хронологическом порядке. Это мне удалось только по одной причине. Он писал разными ручками, чернилами разных оттенков, и когда заканчивалась одна, он брал другую и продолжал.
После каждого куска текста шёл примерный перевод, такой, каким его понимал Чарльз, но трудно сказать каким он был переводчиком, Возникала мысль, что где-то должны находиться археолингвисты, которые также знакомы со старинными текстами и могли бы помочь или что-то посоветовать.
Тут я задумался о прошлом планеты и о том, что мы имеем на сегодняшний день.
Все