Первой очнулся отец. Он медленно подошёл к моему стулу, снял с него толстовку и повязал её мне на глаза. Я не стала сопротивляться, хотя была в недоумении, но спросила:
– Мне это как-то поможет?
– Пока нет. Садись, – он настойчиво опустил меня на кровать и, судя по звукам, куда-то поспешно ушёл. Через пару минут звуков возни послышались телефонные гудки, благодаря которым, видимо, начала соображать и мама.
– Тихон, постой! Не делай глупостей! – она убежала, оставив меня одну в этой начинающей пугать темноте. Цветные пятна будто бы стали складываться в какой-то не ведомый никому узор, заставляя зациклиться лишь на нём. Постепенно мой пульс восстановился, глаза слиплись от усталости, и я уснула.
Разбудила меня ссора родителей. Сначала мне не удалось разобрать ни одного слова, но потом резкие громкие звуки стали складываться во всё ещё не понятные мне фразы и предложения:
– Зря ты это сделал! Если всё, что ты говорил, правда… – кричала мать.
– Ты сама видела, что это правда! – возмущённо воскликнул в ответ отец.
– Значит, ты самолично согласился сделать из нашей дочери чу!..
– Не смей заканчивать, идиотка! – прорычал отец, после чего раздался оглушительный хлопок входной двери.
Я настороженно прислушалась: вроде всё кончилось. Сняв с головы толстовку, от которой, если четно, уже зудело всё лицо, я осторожно села на кровати, ощупала лицо: остатки крови всё ещё были на нём. Затем я встала и, еле поднимая ни с того ни с сего отёкшие ноги, потащилась в ванную. Смыв, наконец-таки, всё кровяное безобразие, я с почти полноценной улыбкой вгляделась в свои обычные карие глаза. Почистив зубы, я вприпрыжку пошла на кухню, уже и забыв о недавнем «представлении». Но мне о нём невольно напомнила мама. Она сидела за кухонным столом в фартуке и, подперев голову кулачком, тихо плакала.
– Кто умер? – неудачно попыталась разрядить обстановку я. Мама ничего не ответила, но прижала меня к себе и захныкала теперь на моём плече.
– Всё настолько плохо? – всё ещё не осознавая всей ситуации, я на интуитивном уровне задавала нужные вопросы. Мать оторвалась от меня и хриплым голосом известила:
– К середине мая приедут родственники со стороны твоего отца.
– Только не…
– Тётя Вайнона тоже, – это звучало, как приговор для меня.
Тётя Вайнона была мне никакой не тётей, она была двоюродной сестрой моей бабушки о стороны отца. Родилась она где-то на севере России, и имя ей было вовсе не Вайнона, но, переехав в Швецию, она наказала всем звать её только так. И, признаться, настоящего имени я не знала, да и плевать мне было на него. Самым большим мом желанием было не поступление в престижный вуз, счастливая жизнь и т. п., а возможность не видеть эту старуху больше нигде и никогда. Как же я её ненавидела! Жестокая, грубая, высокомерная