Москва – Петушки. С комментариями Эдуарда Власова. Венедикт Ерофеев. Читать онлайн. Newlib. NEWLIB.NET

Автор: Венедикт Ерофеев
Издательство:
Серия: Русская литература. Большие книги
Жанр произведения: Контркультура
Год издания: 1970
isbn: 978-5-389-11002-1
Скачать книгу
утром в чьем-то неведомом подъезде (оказывается, сел я вчера на ступеньку в подъезде, по счету снизу сороковую, прижал к сердцу чемоданчик – и так и уснул). —

      Здесь слышится перекличка с бездомным героем Гамсуна: «Я шел, временами чувствуя тошноту. <…> я отправился на вокзальную площадь. Голова моя сильно кружилась; я шел дальше и старался не обращать на это внимание, но она кружилась все сильней, и наконец мне пришлось присесть на лестнице» («Голод», гл. 1).

      У Достоевского Раскольников также никак не может дойти до запланированной цели: «Не лучше ли уйти куда-нибудь очень далеко, опять хоть на Острова <…> Но и на Острова ему не суждено было попасть, а случилось другое: выходя с В-го проспекта на площадь, он вдруг увидел налево вход во двор, обставленный совершенно глухими стенами. <…> Не замечая никого во дворе, он прошагнул в ворота» («Преступление и наказание», ч. 2, гл. 2).

      Неведомый подъезд, который в финале поэмы станет неизвестным (см. 47.1), устанавливает топографическую цикличность событий, описанных в поэме.

      4.19 …сел я вчера на ступеньку в подъезде, по счету снизу сороковую… —

      Число 40, традиционное для мифологической поэтики, как и 3, 4, 13 и 30, входит в числовую символику поэмы. Здесь порядковый номер ступени ассоциируется с идеей вознесения в христианстве, которая развивается ниже (см. 4.27).

      4.20 …сел я вчера на ступеньку в подъезде… —

      Веничкина бездомность, неустроенность рождает ассоциации с центральной фигурой Нового Завета: «[Иисус – книжнику: ] лисицы имеют норы, и птицы небесные – гнезда; а Сын Человеческий не имеет, где приклонить голову» (Мф. 8: 20; Лк. 9: 58).

      4.21 …прижал к сердцу чемоданчик… —

      Небольшие фибровые или фанерные чемоданчики были в СССР неотъемлемым аксессуаром образа скромного советского трудящегося; на знаковом социальном уровне они противопоставлялись кожаным портфелям чиновников и интеллигенции. Обычно такие чемоданчики сопровождали человека всю его жизнь, начиная с пионерского детства. Например, у Довлатова: «Чемодан был фанерный, обтянутый тканью, с никелированными креплениями и углами. Замок бездействовал. Пришлось обвязать чемодан бельевой веревкой. Когда-то я ездил с ним в пионерский лагерь. На крышке было чернилами выведено: „Младшая группа. Сережа Довлатов“. Рядом кто-то дружелюбно нацарапал „говночист“. Ткань в нескольких местах порвалась. Изнутри крышка была заклеена фотографиями. Рокки Марчиано, Армстронг, Иосиф Бродский, Лоллобриджида в прозрачной одежде» («Чемодан», 1986).

      Противопоставление портфеля и чемоданчика, советских реалий 1950–1960-х гг., встречается у Евтушенко:

      Вдруг машина откуда-то выросла.

      В ней с портфелем —

                                    символом дел —

      гражданин парусиновый в «виллисе»,

      как в президиуме,

                               сидел.

      («Станция Зима», 1955)

      У него же чемоданчик фигурирует как атрибут «литературной» поездки