Развивались все наши анклавы, а Якутск финансировал эти проекты. Вместе с деньгами в регионы отправлялись мирные строители, врачи, учителя, рабочие и крестьяне, а для их защиты ехали солдаты, везущие новейшее оружие и технику. Всё активнее к реализации наших планов привлекалось местное население, а отобранные молодые парни из арабов и никарагуанцев проходили полный курс «Осы» в Мирном. Лучшие курсанты направлялись для прохождения дальнейшего обучения в «Тайпане».
Наступил июль 1917 года. Время неотвратимо бежало к новым, ещё более грандиозным событиям начала 20 века. Мне нужна была встреча с Лениным. Однако большевики были под запретом, отчего открыто с табличками «я – большевик» по городу не ходили. Но была одна зацепка, о которой я знал с детства. Инкогнито я вновь появился в Санкт-Петербурге. Собравшись словно на охоту: чехол со снайперской винтовкой внутри, два пистолета, гранаты в рюкзачке, индивидуальный меднабор и сухпай, я сел на паровоз и покатил в сторону Сестрорецка до станции Разлив. Погуляв по селу, нашёл дом станционного работника по фамилии Емельяненко, после чего стал следить за его жильцами. Под вечер с работы вернулся хозяин, а чуть позже он вышел с котомкой в руках и отправился в сторону Финского залива. Скрываясь, я двинулся следом. Выйдя на окраину станции, забрался на дерево и в бинокль стал наблюдать за маршрутом рабочего. Определив примерное направление его движения, стал осматривать территорией. Вдалеке между зарослей камыша поднимался дымок от костра. Я сполз с дерева, достал компас, взял азимут и продолжил свой путь. Через пяток километров вышел к нужной точке. Отчётливо тянуло запахом сваренной на костре ухи. Замедлившись и выглядывая из-за камышей, увидел шалаш. Возле него горел небольшой костёр, трещали дровишки, варилась уха и два человека разговаривали. О чём они беседовали, я не слышал, но мне это было неинтересно. Спрятавшись в камышах, я просидел с полчасика, пока гость не ушёл домой. Прождав ещё минут десять, я вышел к шалашу. Было время белых ночей, так что я видел «партизана» довольно хорошо. Сидящий ко мне спиной мужчина что-то писал.
– Здоровеньки булы, товарищ Ленин.
Мужик дёрнулся, став шарить рукой в пиджаке.
– Грех