– На-ка вот, касатик, угостись, – шепнула робко.
Конь подошёл к ней близко-близко, голову свою гордую опустил, но к угощению не прикоснулся, понюхал лишь.
Мамка удивилась:
– Что, не по нраву? Ох ты, привереда какой!
Конь уставился прямо в лицо ей глазьями своими. И увидела она в них мудрость вековую, какой и у людей-то не сыщешь. И печаль какую-то глубокую, неизбывную… Будто хозяин животинки со Смертушкой отобедать отправился, и знает друг его верный, что не вернуться тому уже боле. Жутко, ой жутко вдруг стало мамке моей! Вскинулась она с места молодою ланью и, не чуя ног, бросилась в лес, позабыв на чудной поляне свой кузовок с грибками.
Прибежала домой, кинулась к бабке своей Настасье, рассказала, что приключилось. Выслушала старая, губами пошамкала, задумалась. А потом и говорит:
– Знашь, Зоюшка, это ведь морок был, не конь.
У мамки челюсть-то и отвалилась.
– Как так? – пролопотала она, озираясь, будто ища подсказки какой, правду бабка говорит али шутит.
А та и отвечает:
– Да точно! Ишо я девкой была, как про коня того слыхала. Бродит он, белый дурман, средь болот, лесов и полей тутошних да людей о страшном предупреждает. О смерти ли одной, о море ли целом. А перед революцией треклятой, говорят, многие, ой многие его видали!.. Так-то вот, девка. Беда нас ждёт.
Затряслася Зоюшка пуще прежнего, слезами залилась.
– Та не хнычь ты, дурёха. Все под Богом ходим, всё по Его волюшке светлой делается. Будет воля Его – горюшко обойдёт. А не обойдёт – что ж, так надо, знать. Ему, батюшке нашему, всё с облаков-то видно да ведомо. Горе ежели нам посылает, знать, научить нас чему-то желает.
И что ты думаешь, сынок? Не обошла беда стороной нас, не обошла. Ровно на третий день отошла бабка Настасья в царствие Господне. Рыдала мамка, рыдала, всё коня того, горевестника, вспоминая, да толку… Потом, когда я у неё появился, всё мне тот случай рассказывала, приговаривая: «Беги, Ванюшка, как коня того увидишь, не гляди в глаза его колдовские! Зло он несёт!» А я, малец, слушал её да забавлялся, думал, страшилку мать специально рассказывает, чтоб попужать меня, непослушника.
А когда мне двадцать годков было, я и понял: взаправду конь тот сказочный есть. Потому что сам его увидел, вот этими вот глазами!
Шёл я тогда вечернею тропою от Глаши, милки моей. Счастливый был, ох какой счастливый!