Нет, на самом деле я боюсь не этого. Я боюсь, что он от меня отвернется – от одной мысли об этом сбивалось дыхание и останавливалось сердце.
– Лианор, не тебе решать, что наше дело, а что нет. Кто сделал для тебя иллюзию и чем ты расплатилась за нее?
– У меня не было платья на бал, и мне подарили артефакт с иллюзией. За подарки не расплачиваются.
– Это должен быть очень дорогой артефакт. Кто твой щедрый благодетель? – усмехнулся плешивый. – Уж не он ли попросил тебя в благодарность подсыпать яд барону?
Час от часу не легче! Тем более надо молчать!
– Подарки, которые мне дарят – мое дело, – повторила я. – И они не имеют никакого отношения к гипотетическому покушению на барона.
– Гипотетическому? – перебил меня плешивый. – Барон едва душу богам не отдал этой ночью после того, как ты подсыпала ему в бокал крысиного яда!
– Я ничего ему не подсыпала. Это мне что-то подсыпали или подлили в бокал на вечере.
Что теперь будет? Попытка убийства – это не битая морда, парой недель в яме не отделаешься. Кнут и каторга. По крайней мере для таких, как я.
– Конечно, – ухмыльнулся плешивый. – А ты вообще никогда ничего хмельного в рот не брала. Думаешь, ты первая, кто спьяну натворил дел, а потом твердит, что его опоили и оклеветали?
– Я ничего никому не подсыпала, – повторила я. Надо было что-то придумать, что-то сказать, чтобы мне поверили, но страх скручивал и желудок, и мысли. – Мне незачем было травить Бен… барона после того, как мы помирились.
Я в отчаянии посмотрела на Оливию – ну хоть она-то мне поверит? Но по лицу соседки совершенно ничего нельзя было прочитать.
– Значит, вы ссорились?
– Да весь университет знает, что мы ссорились!
– Ты затаила злобу, разыграла примирение, чтобы втереться в доверие, и отравила барона.
– Нет, я… – Я осеклась, что бы ни сказала сейчас – этот человек все вывернет в свою пользу.
Самое лучшее, что я могу сделать – молчать. Молчать и думать, постараться что-то понять, сообразить, что можно говорить, а чего не стоит до того, как мы окажемся на официальном допросе.
При этой мысли внутри все смерзлось. Представителей нижних сословий можно допрашивать с пристрастием.
Нет, не буду думать об этом. Не сейчас.
– Я не покушалась на жизнь барона Вернона. Это все, что я могу сказать.
– Что ж, разберемся. Собирай вещи и поехали.
– Что я могу взять? – прошептала я. Голос не слушался, а взгляд почему-то приклеился к каменному лицу Оливии. Если она мне не верит, то никто не поверит.
И Родерик… Нет, не думать об этом, а то разревусь.
– Смену белья и одежды, кружку, миску и ложку, – оттарабанил плешивый. – Шаль и теплые чулки.
– Письменные принадлежности? – подала вдруг голос Оливия.
Я обернулась к ней.
– Ну хоть ты-то мне веришь?
Оливия не ответила. Я стиснула зубы, чтобы не разреветься.
– Не знаю,