– Вика, ну, что ты в самом деле. Подпиши. Отец ведь тебе плохого не желает. А потом мне всё объяснишь. Давай же, маленькая.
И его «маленькая» выбивает из меня стержень, и я, резко развернувшись, утыкаюсь лицом в его грудь и даю волю слезам. Он нежно гладил меня по спине, невесомо прикасаясь, и пытается успокоить.
– Она подпишет. Сейчас поплачет только, – Генрих говорит это уверенно и спокойно, словно знает меня давно, а я ведь действительно уже готова подписать.
Генрих
Стою посреди комнаты и успокаиваю Викторию. Но эта настырная девчонка, успокоившись, всё равно не хочет подписывать заявление.
– Вика, тебе скоро тридцать, а ты всё в характер, как мама, играешь. Дочь, нельзя так, – пытается достучаться до неё отец.
Тридцать? Я думал ей только за двадцать перевалило, ну, максимум двадцать пять. А ей… Еле сдерживаю выдох, чтобы не привлечь внимание, но всё равно привлекаю, целуя Вику в щёчку и шепча ей на ушко:
– Вика, будь благоразумна. Бабушке жить негде, да и Оленьке.
Бабушка, словно услышав меня, говорит в поддержку бывшего зятя:
– Касатик, если что, я хоть в дом Маши уйду. Это точно лучше дома престарелых.
– Что за дом престарелых? – грозно спрашивает прокурор, он явно не в курсе. – Мама, что Вы выдумываете? Кто Вас туда отправляет?
– Так, Вадим, приходили недавно из администрации и сказали, что мне квартира не положена. Я ведь живу одна, старенькая, ухаживать за мною некому, дети все померли, поэтому мне выделили место в доме престарелых без очереди. Не знала, что и туды тожа очередь еся.
– Черти! – ругает Вадим Игоревич. – Вот, а Вы говорите, что я волноваться не должен, – обращается он явно ко мне. – Ведь точно знаю, что город выделил квартир ровно столько сколько домов снести должны. И все в новом фонде. А у меня на столе уже две жалобы, так как выделены квартиры из старого фонда и меньшей площадью, чем положено, а одна из них в аварийном состоянии. Вот как это?!
Замечаю, как Вика напрягается вся и делает шаг вперёд.
– Папочка, я подпишу, только за нас хлопотать не надо. Не унижайся, пожалуйста.
– Виктория…
Вадим Игоревич обнимает Вику, а меня почему-то червячок ревности гложет, как тогда с Дашкой, когда до неё, после отъезда Германа, Денис дотрагивался. Вика берёт из рук отца авторучку и подписывает там, где показывает ей отец.
– Вот и славненько. Олюшка, беги за стол, касатик. А то своими разборками совсем девку голодом заморили, – по-доброму ворчит бабушка.
Оля, до этого тихо сидевшая на диване, спрыгивает и бежит к бабушке.
Завтрак проходит спокойно. После завтрака Вадим Игоревич собирается домой, а я выхожу его проводить.
– Не стал у Вики спрашивать, у Вас спрошу. Что у неё произошло с Максимом? – интересуется Вадим Игоревич.
– Я не имею права рассказывать. Пока это только её жизнь, – с её отцом я решаю быть откровенным,