Размазывая обильно текущие по лицу слёзы, охая и стеная, Никитка поднялся с лавки. Ему было стыдно, горько, обидно:
– Гады вы все!.. Гады!..
– Ты ругаться?!.. Да ещё в храме!.. – Иван схватил Никитку за ухо. – Проси прощения!..
– Не буду!..
– Никитка, не зли меня, – рука Ивана сильнее сдавило Никиткино ухо.
– Ой! Больно же!..
– Повторяй за мной: "Матерь Божия, Царица Небесная…" Ну?!..
Комсомольский вожак рыдал, не стесняясь, с трудом выдавливая из себя:
– Матерь Божия… Царица Небесная… Пустите меня!
Иван был непреклонен:
– Прости меня, подлеца… Я жду…Говори!
– Прости меня… Ой-ёй-ёй!.. …подлеца…
– …что оскорбил тебя…
– …что оскорбил тебя…
– …Дева Чистая и Непорочная!..
– …Дева Чистая и Непорочная…
– И поклонись Ей. До земли поклонись, гадёныш, – он силой заставил Никитку стать на колени и трижды коснуться лбом каменного пола. – А теперь пошёл вон из храма!.. И не смей осквернять его!.. Никогда!
Не отпуская бедное ухо, Иван вывел шкодника на крыльцо. Остальные – за ними.
– Я вам этого так не оставлю!.. – безсилие и злоба переполняли Никитку. – Вы меня тоже крепко помнить будете!..
– Погоди, – председатель положил свою огромную ладонь на вздрагивающее плечо парнишки и спросил: – Объясни толком, что случилось?
– Меня и в райкоме уважают… и в области тоже, – ширинка на его штанах никак не хотела застёгиваться. – А, если что, я и в Москву написать могу!..
– Сказал, не шуми! – Герасим Тимофеевич почти силой усадил парня рядом с собой на ступеньку крыльца, но тот тут же вскочил, осторожно потирая отбитое место одной рукой, а другой, схватившись за побагровевшее ухо…
– Чего вскочил? Сядь.
– Спасибо, я постою.
– Понимаю… – председатель сочувственно покачал головой.
Всхлипывая и утираясь рукавом, комсомольский вожак справился, наконец, с ширинкой.
– Ну, что ещё наш дорогой Никита Сергеевич натворил?.. Рассказывай.
– Герасим Тимофеевич, вы чего говорите?!.. Не соображаете, как вас тут всякие понять могут? – Никитка затравленно посмотрел на своего главного обидчика Ивана. Втайне он гордился тем, что носит то же имя и отчество, что и первый секретарь ЦК КПСС, но в данный момент обращение председателя к нему прозвучало слишком двусмысленно. Издевательски.
– Извини, коли что не так, – Герасим Тимофеевич понял, что оплошал. – Я хочу по существу разобраться. Понимаешь?
Оскорблённый парнишка закусил губу.
– Никитка, объясни, по-хорошему, зачем ты в икону плевал? – Алексею и самому хотелось понять парня.
– Плевал?!.. В икону?!.. Ну, это как-то того… я даже не знаю… – слова Алексея ошеломили председателя, и было странно видеть, как этот большой сильный человек вдруг растерялся, как маленький.
– А чего? – Никитка сразу уловил перемену