– Алло?
Так, словно он как раз и поджидал меня. Ладно.
– Я хотел бы слышать следователя Сорокина.
– Я у телефона.
– Говорит имярек, свидетель по делу об осквернении могилы, имевшему место на ***ском кладбище позапрошлой ночью.
– А, Степан Васильич, – в голосе Сорокина вдруг явилась необычайная мягкость. – Как же, как же. Мы уже заезжали к вам. Сегодня утром. Но дверь никто не открыл.
Ага, значит, это был не монтер. Весьма удачно. Но какой милый тон! Прямо нежный упрек старого приятеля.
– Верно. Я слышал звон. Но не мог встать, – сказал я.
– Не могли встать? Почему?
– Накануне вечером у меня болели почки. После побоев (это я произнес четко). Так вот, чтобы уснуть, я был вынужден выпить снотворное. А поскольку обычно снотворных я не пью, оно подействовало сильно. Сквозь сон я слышал, что в дверь звонят. Но не сумел подняться и открыть.
– Так-так. А сейчас вы находитесь дома?
– Мне было дано предписание не покидать город. И я не намерен его покидать. А, кроме как в своей квартире, мне находиться негде.
– Таким образом, вы можете явиться к нам для дачи новых показаний?
«И получения новых пинков», – добавил я мысленно. Но вслух сказал:
– Да, могу. Когда нужно это сделать? Сейчас? Завтра?
Сорокин помялся.
– Мы вас известим, – сообщил он затем. – Конечно, если вы будете дома.
– Мне нужно выйти в магазин за продуктами, но он рядом. Других дел у меня нет.
– Вот и отлично. Вы что-то хотели спросить меня?
– Да, хотел.
– Что именно?
– Могу ли я видеть Инну?
Я очень старался, чтобы мой голос не дрогнул, но он дрогнул все равно. Что ж, так тому и быть. В конце концов, это не запрещается.
– Инну? А зачем вы хотите ее видеть?
Тут у меня все было продумано наперед.
– Поскольку она моя невеста, – сказал я.
Сорокин вновь замялся.
– В деле этого нет, – сообщил он потом.
– Да, и не может быть: прежде я этого не говорил.
– Очень интересно, – сказал он на сей раз бесцветным тоном, явно показывая, что ничего интересного в моем признании нет. – Теперь, однако же, вы это говорите. Почему?
Тут уж замялся я – для виду.
– Я делал ей предложение, – сказал я наконец.
– Она отказала?
– Она не сказала «нет». Просила подождать с ответом.
– Так-так, – он, верно, покивал у себя над трубкой. – Должен вас огорчить, Степан Васильич. Свидания с ней до конца следствия ограничены.
– Это касается всех?
– За вычетом ее родителей. Но вас-то касается