А Палий подумал, что хоть и роскошный дом у Бориса, стильный, красивый и уютный, но все равно, их с Машкой деревянный, уже начавший темнеть от времени, но все равно добротный и теплый, ничуть не хуже. А тот, который он начал строить неподалеку, на берегу широкой реки, на крутогоре, поросшем полынью и кашкой, будет ещё лучше. Добрей.
Дверь распахнулась, и в холл выскочила Алина Ротман. На её смуглых щеках полыхали красные пятна. Едва взглянув на Палия и Женю, она исчезла в боковом коридоре. Голоса стали слышней, и они, переглянувшись, вошли в гостиную.
–
А, вот и сладкая парочка явилась! – прошипела Надежда. – Нагулялись? А то тут такой цирк-шапито, смотрите, не пропустите!
–
Наденька, ты бы остыла, что ли, – ласково ответил ей Палий. – Тебе злость не идет, желчь на цвет лица влияет.
Надежда фыркнула, но промолчала – почувствовала, что терпеть её выходки не собираются. Борис, до этого сидевший в кресле, задумчиво почесал нос, закатил глаза, встал и исчез вслед за женой.
–
Что тут случилось? – тихо спросила Женя, подсаживаясь к Дине.
–
Разборки устроили. Майор, разговаривая с Борисом, сильно интересовался историей смерти Кристины, Боря спросил Надьку, что она насочиняла про их отношения с Кристиной и зачем к ним приплела Вершинина. Ну и началось. Я уже и сама не понимаю, что же тогда случилось, ведь, вроде бы, мы договаривались больше об этом не вспоминать.
–
Договаривались… – Женя поежилась.
Да что же это такое?… Она обвела взглядом сидящих с разными выражениями лиц однокурсников. Ольга, напряженная и подавшаяся вперед, словно хотела что-то сказать, да так и не решилась, Дина, грустная и отрешенная, кажущаяся слишком хрупкой в своем синем шелковом платье, Вася, угрюмый и красный, как рак. Только Гоблин оставался относительно спокоен. Исполнять его коронный номер с чтением газеты при таком освещении было невозможно, и он неспешно шуровал кочергой в слабом пламени камина. Но дров не подкидывал, а разбивал угли, словно торопя огонь поскорее догореть и погаснуть. Сидящая на корточках перед камином фигура выглядела гротескной, как готическая скульптура – прилизанные волосы, торчащие уши, сутулые плечи. Горгулья.
Женя всегда жалела Никиту, хотя он всячески демонстрировал, что ни в чьем сочувствии не нуждается. Но уже тогда, когда они собрались впервые в актовом зале института, поступившие на первый курс, гордые тем, что прошли немалый конкурс, она, заметив некрасивого и старающегося быть незаметным парня в сером костюме, с синим галстуком на белоснежной крахмальной рубашке, поняла, как тяготит того собственная внешность.
Обычно наружность человека играет в его жизни ровно настолько