Да, форма необходима. Желательно такая, чтобы вызывать в читателе волнение. Но часто поиск, попытки изобретения такой формы делают произведения «темными», а то и «ничтожными по содержанию». Форма начинает управлять автором, диктовать ему содержание. Такое очень часто случается и случалось даже с теми, кого мы считаем гениальными или великими.
Не побоюсь навлечь на себя гнев почитателей Андрея Платонова, предположив, что он был одним из таких писателей. Не считая последних лет жизни, настоящий советский человек, он, кажется, искренне недоумевал и переживал, что почти каждое опубликованное его произведение подвергается жесткой, а иногда просто испепеляющей критике. Перечитывал и видел, что написал-то он не то и не так как хотел. Увлекла форма…
Не мог совладать с формой и Михаил Зощенко. И страдал от этого. Не от критики и оплеух руководства страны, а от невозможности изменить ту форму, к какой привык.
Редакторов журналов, издателей завораживала форма и Платонова, и Зощенко и они потом страдали вместе с писателями (а некоторые и жизнью поплатились, впрочем, как и некоторые критиковавшие).
Форма сколь притягательна для художника слова, столь и опасна. Теперь уже не в плане критики и последующих кар. Теперь мы все, пытающиеся писать прозу ли, стихи, пьесы, саму критику с нетерпением ждем хоть какого-то отклика. Бранные нынче ценятся больше – читатель заинтересовывается: за что это такого-то автора так распекают, и начинает искать книжку. Чаще на пиратских сайтах, а некоторые идут в магазины и покупают. За свои деньги.
И «червонного золота необязательных безделиц», и книг по форме, может, не столь драгоценных, но (потенциально) полезных и интересных обществу, в наше время создается немало. Только вот общество про них почти ничего не знает.
Кажется, этому посвящен текст Владимира Ивановича Новикова.
«…В российской литературной истории первое двадцатилетие ХХI века останется повестью о том, как наша словесность стремительно теряла остатки былого общественного значения, читательской популярности и внутренней творческой солидарности. Пообщаешься с народом, поинтересуешься его кругом чтения – и хочется честно сказать литературному сообществу финальной строкой из пародии Леонида Филатова на Евгения Евтушенко: „Все в порядке. Они про вас не знают НИ-ЧЕ-ГО!“»
И, по-моему, прав автор этих горьких строк: если писатели не интересны друг другу, то почему они должны быть интересны «народу»? А впечатление, что неинтересны, стойкое: мы почти не отзываемся на книги друг друга, по крайней мере, публично, а это молчание у «народа» означает то, что попросту друг друга не читаем. Зачем же читать ему, «народу»?
Начиная с Ломоносова, Тредиаковского, Сумарокова в писательском мире шла война. Эстетическая, идеологическая, а то одновременно и та и другая. Представители одного лагеря ругали представителей другого и наоборот. Часто ругань была несправедлива, убийственна, втаптывались