Дарья проплакала целую ночь, а потом утешилась с рыжим редактором.
Тот прибрал к своим рукам ризограф и владел всей коммерческой частью ООО «Завоняловец». Неплохо пожив с полгода, Мурмухаметшина снова впала в депрессию: рыжий беспробудно пил, а вырученными доходами не желал делиться. Дарья бросила его и уже год скучала, перебиваясь мелкими интрижками. Она ждала принца.
«Лучше ведь строить планы с домовитыми консервативными немцами, нежели с экспрессивными итальянцами. Легкомысленные французы тоже не подходят, а янок я совершенно не уважаю, они высокомерные» – размышляла Дарья, стоя рядом с писателями. Из всего предлагаемого в Завонялове материала германцы наиболее подходили. А тут такая удача – русско-германская писательская конференция. В полном боевом снаряжении Даша явилась в Перловку и высматривала новую жертву своего неуемного темперамента.
Этот длинноногий черноглазый редактор больше похож на еврея, но какая разница? Она интернационалистка. В ее возрасте уже не принимают во внимание всякие мелочи. Еще год-два, стукнет сорок, а дальше шансы резко уменьшаются. Хотя страстна и миловидна, но кто знает? Когда об этом думала, становилось страшно. Нужно кардинально менять жизнь. Дарья устремила пристальный взгляд на Нормана, редактора провинциального издания. Пододвинулась ближе. Лохматые непослушные волосы скрывали глаза. Длинными тонкими пальцами редактор отбросил пядь с лица и взглянул долгим взглядом на девушку. Дарью обжег черный блеск его очей. Дрожь прошла по всему телу. Нечаянно немец задел ее бедро длинными руками, у Дарьи подкосились ноги, она без сил прислонилась к дереву рядом. Норман взглянул проницательными глазами на девушку, и что-то дьявольское мелькнуло в его взоре.
Между тем редактор рассказывал о своем журнале авангардного направления: печатает все новинки, непризнанную молодежь, то, что ни у кого не встретишь. Полная свобода, неповторимость, такое и в буржуазном обществе редко случается. Дарья слушала беседу и только вставляла короткие междометия: «О! Гут! Зер щон! Зер гут!» Норман в ответ обжигал ее цыганскими очами, и девица млела. Хорошо понимала немецкую речь, но сказать толком ничего не могла, только томно вздыхала и поддакивала: «Я, я вооль!» Этого оказалось достаточно. Взаимопонимание было достигнуто удивительно быстро, без слов, на одних жестах, кивках и междометиях. Дима, переводчик управления культуры, где-то затерялся, видно угощался бражкой у перловских колхозников, и журналисты вынуждены были обходиться без него. Дарья чувствовала себя лучше всех, так