2
Кони шли ходко, экипаж то и дело потряхивало, тем не менее, несмотря на ухабы, плотно прижавший кожаное сидение толстый зад извозчика почти не шевелился. Но, вопреки всякому здравому смыслу, на козлах восседал не здоровенный бородатый кучер, как оно, может, вам представлялось, а пусть уже и не молодая, но всё ещё манящая к себе посторонние взгляды крупных размеров баба. Крупная, именно так, но никак не толстая, толстым казался только её зад, да и то только потому, что вся масса тела легла именно на него. Да ещё это тяжёлое бархатное платье, оно явно было ей велико, и когда она сидела, то в дополнение к различного рода складкам да рюшкам оно делало эту часть её тела до неприличия огромным. Впрочем, если убрать подробности, то в общих чертах все эти недостатки были для неё сущим пустяком, она по-прежнему была хороша. Да вы сами-то присмотритесь получше, ну разве можно спрятать, пусть даже под такими несуразными с виду одеждами, настоящую женскую красоту?!. А пропорциональность её тела?!. А её лучезарный облик?!. Ну разве это не само совершенство?!. Вот если только живот, он может показаться вам излишне округлённым. Ну, это вам, а для меня эта женщина была самой настоящей богиней. Ведь в ней было сосредоточено буквально всё: моя душа, глаза, уши и даже моё настроение. Нет, над её головой не мерцал небесный нимф, она была самая что ни на есть земная, я даже могу сказать вам, что в эту минуту лежало у неё коленях. Вы не поверите, не какая-нибудь там французская шляпка или экзотический веер, а обыкновенная книжка. Каково, ну разве не умница?.. И разве это не настоящее счастье: иметь для себя такую, пусть даже пока ещё только будущую, но уже вполне осязаемую мною и так полюбившуюся мне, мою матушку? Ведь для своего полноценного развития я получал от неё буквально все человеческие блага. А то, что это была именно моя матушка, вы, наверное, и так уже все догадались.
3
Но… как вы понимаете, моё счастье было бы неполным, если бы оно заключалось только в ней. К моему великому сожалению, то, что должно было составлять другую половину моего счастья… Так мне досталась от него лишь маленькая часть зеркального осколка. Ну и конечно, этим осколком был не кто иной, как мой разлюбезнейший папочка. На которого теперь то и дело оборачивалась моя любимая мамочка. Он не сиял, он стоял в полный свой рост и, цепко держась за край кожаных сидений, задрав кверху лохматую, давно не стриженую голову, громко кричал. Его пространная речь была обращена прямо в небеса. Видимо, там, наверху, он видел людей, и всё тело его, всё сознание его, его взгляд и сам дух его были устремлены именно туда. Этот порыв был до того решителен и дерзок, что, казалось, отпусти он руки, он мог бы улететь.