– Олаф! – окликнул, не оборачиваясь.
Тот лихо соскочил с коня. Двинулся за Ролло, даже посвистывая. На ходу подмигнул Эмме, желая подбодрить ее, но она резко отвернулась.
Когда рабыни принесли ей в покои теплой воды, явилась Виберга. Став настоятельницей женской обители, она держалась властно и требовала, чтобы ее немедленно впустили к госпоже. Сезинанда, видя в каком состоянии Эмма, выставила ворчащую Вибергу за дверь.
– Надеюсь, ты понимаешь, что натворила? – стягивая через голову Эммы грязное платье, говорила она подруге. – Тебе всегда нравилось мучить мужчин. Но уже пора понять, что мы не в Гиларии-в-лесу, и Ролло не бедняга Вульфрад и даже не Ги, которыми ты могла помыкать, как хотела. Да и ты уже не та Птичка, которая порхала среди парней, уверенная в своей красоте. Ты – жена правителя Нормандии, а он не из тех, кто прощает измены.
– Не было никакой измены, – вяло произнесла Эмма.
– Ну, если конунг тебе поверит…
«Если поверит…» Он должен поверить!
Сезинанда отошла, и Эмма увидела свое отражение в металле зеркала. Царапинка на щеке, грязные пряди волос. Такой же она была и когда они с Ролло бродили по лесам Бретани, когда их любовь только зарождалась. Удивительно, как она такая могла понравиться Ролло – грязная, измученная, озлобленная. И их любовь возникла, как солнечный луч, пробившийся сквозь тучи, преодолела даже колдовство Снэфрид, железную волю самого Ролло. Неужели же теперь, из-за глупых пересудов, что распускают дворцовые сплетницы, Ролло оттолкнет ее? Нет, он любит ее, а она любит только его, и это самый крепкий мост, что соединяет их. И у нее все еще есть такое оружие, как ее красота.
– Сезинанда, принеси ларец с моими драгоценностями. И платье, то светлое, с дубовыми листьями по подолу. Ролло оно очень нравится.
Она терла себя в лохани так, словно собиралась в бой.
– Здесь постоянно крутится Виберга, – заметила Сезинанда, когда Эмма, закутанная в широкое белое полотно, уже сидела перед зеркалом, перебирая пряжки и цепочки с подвесками. – Говорит, у нее срочное дело.
Эмма лишь пожала плечами, велев фрейлине тщательнее вытирать ее волосы.
В этот момент в дверь без стука ворвался паж Осмунд: лира сбилась за спину, лицо взволнованное. Женщины так и зашумели на него, но он прямо кинулся в ноги Эммы.
– Госпожа!.. Ролло и Олаф… Там что-то происходит. Никто не смеет войти, но, кажется, конунг убивает скальда.
Эмма побледнела, замерла.
– Ты сделаешь очередную глупость, если вмешаешься, – сдержанно заметила Сезинанда.
Но Эмма уже вскочила.
– Платье! Живо!
Ролло и в самом деле накинулся на Олафа, едва тот начал свои пояснения. Думал ли он когда-либо, что именно его побратим, мальчишка, с которым он рос, сын дворовой девки и невесть кого, друг, которого он любил, которому доверял, станет его соперником!
И когда Олаф, в своей обычной цветистой манере начал говорить, что Ролло следует не прислушиваться к нашептываниям