Особый интерес у него вызывают воззрения ессеев на жизнь после смерти: «Они именно твердо веруют, что хотя тело тленно и материя невечна, душа же всегда остается бессмертной; что, происходя из тончайшего эфира и вовлеченная какой-то природной пленительной силой в тело, душа находится в нем как бы в заключении, но, как только телесные узы спадают, она, как освобожденная от долгого рабства, весело уносится в вышину. Подобно эллинам, они учат, что добродетельным назначена жизнь по ту сторону океана – в местности, где нет ни дождя, ни снега, ни зноя, а вечный, тихо приносящийся с океана нежный и приятный зефир. Злым же, напротив, они отводят мрачную и холодную пещеру, полную беспрестанных мук. Эта самая мысль, как мне кажется, высказывается также эллинами, которые своим богатырям, называемым ими героями и полубогами, предоставляют острова блаженных, а душам злых людей – место в преисподней, жилище людей безбожных, где предание знает даже по имени некоторых таких наказанных, как Сизиф и Тантал, Иксион и Титий. Бессмертие души, прежде всего, само по себе составляет у ессеев весьма важное учение, а затем они считают его средством для поощрения к добродетели и предостережения от порока. Они думают, что добрые, в надежде на славную посмертную жизнь, сделаются еще лучшими; злые же будут стараться обуздать себя из страха перед тем, что даже если их грехи останутся скрытыми при жизни, то, по уходе в другой мир, они должны будут терпеть вечные муки. Этим своим учением о душе ессеи неотразимым образом привлекают к себе всех, которые только раз вкусили их мудрость» (ИВ, 2:8:11).
И далее он говорит о том, что, видимо, для него было особенно важно и притягивало его к ессеям: «Встречаются между ними и такие, которые после долгого упражнения в священных книгах, разных обрядах очищения и изречениях пророков утверждают, что умеют предвещать будущее. И, действительно, редко до сих пор случалось, чтобы они ошибались в своих предсказаниях» (ИВ, 2:8:12).
Все эти подробности не оставляют сомнений: какое-то время Иосиф бен Маттитьягу все же жил среди ессеев и мог пристально наблюдать за ними. Возможно, это продолжалось несколько месяцев, а затем он понял, что такая жизнь не для него, но с зорким взглядом писателю этого хватило, чтобы многое заметить и запомнить – на память он никогда не жаловался.
Что же касается отшельника Бануса, с которым Иосиф, по его словам, провел три года (что весьма удивительно для его явно несклонной к аскетизму натуре), то он не мог быть ессеем, поскольку отвергал жизнь в общине. Банус явно разделял некоторые взгляды ессеев на то, как следует жить, но, возможно, сам считал себя пророком и посланником Божьим и создал