– Ты вернулся за мной. Почему?
– Ненужный вопрос. – Он чуть сильнее сжал мой затылок; дыхание его стало тяжелым, мощная грудь вздымалась и опускалась.
Но как уняться, когда это так важно?
– Что толкнуло тебя на это?
– Плохой вопрос. Я предупредил.
Но я уже не могла остановиться:
– Я стала тебе небезразлична?
Мое лицо резко приподняли за подбородок, в этот момент взгляд серо-голубых глаз вновь сделался жестким:
– Вопросы здесь могу задавать только я, это понятно?
Несмотря на ровную, почти равнодушную интонацию в его голосе, мне стало не по себе; я судорожно кивнула.
– Молодец.
И он снова смягчился, чем внес в смуту моих эмоций волну облегчения. Плохо, если бы за из-
лишнюю разговорчивость он попросту оттолкнул бы вновь, плохо, если бы выставил за дверь и попросил не возвращаться. А пока такого не случилось, еще есть шанс, просто с вопросами придется подождать. Ничего, я терпеливая, я подожду, лишь бы не рубили концы.
Погладив его по щеке, я тихонько спросила:
– А у тебя есть вопросы?
Пауза. Взгляд прищуренных глаз, хитрая усмешка.
– Есть. Взять тебя прямо здесь или сначала донести до кровати?
*****
Ближе к утру он снова вышел на балкон.
Горизонт на востоке едва заметно посветлел, окрашиваясь в розоватые оттенки. Не пройдет и часа, как рассвет окончательно прогонит тьму, смоет монотонную серость с машин и деревьев, раскрасит улицы и дома в яркие сочные цвета. Горстка облаков, словно компания подружек, по неосторожности заговорившихся до утра, все еще висела вдалеке, но скоро и они исчезнут, день будет солнечным. По крайней мере, так предсказывала метеослужба Канна.
Мужчина достал одну сигарету из пачки, которая на всякий случай всегда хранилась в нижнем ящике стола в гостиной, и, щелкнув зажигалкой, прикурил. Курил он нечасто, в последний раз около полугода назад. Оттого пачка до сих пор оставалась полной, не хватало лишь нескольких штук.
Но сегодня было иначе, сегодня отчаянно хотелось курить.
Оранжевое пламя на мгновение высветило красивое лицо и тут же погасло. Сделав одну затяжку, мужчина выпустил облако белого клубящегося дыма в предрассветный воздух, и силуэт его застыл, словно каменное изваяние, похожее не то на воина, не то на философа-мыслителя.
Было в его позе что-то от царя, глубоко задумавшегося о судьбе своего народа, – лицо спокойно, но глаза подернуты дымкой. Читались в них воля и уверенность, решимость и сил,а. Лишь изредка мелькало иное выражение – муки и глубокой печали, что рождало знание, доступное лишь ему одному.
Вдалеке прокричала птица.
Очнувшись от дум, мужчина поднял голову и посмотрел на дорожку, ведущую от дверей к ограде. Затем перевел взгляд на истлевшую в руке сигарету, затушил ее в пепельнице и отставил ту прочь.
Ему бы успокоиться, забыть все, вернуть себе прежнюю тишину в голове и уравновешенный образ мыслей, но не выходило. Хотелось вернуться