Николай добрался до игрушки и мобильника.
Показался барабан бетономешалки.
Номер на экране показался мужчине знакомым.
Барабан наклонился.
В груди Николая застучало как никогда, в животе воцарился жестокий холод. Мужчина схватил телефон и, как мог, пополз к дальней грани, пока бетонная смесь растекалась по дну. Ни мыслей, ни злости, только боль в волочащейся по земле руке, и высасывающий силы страх.
Упёршись в земляной вал, Николай поднялся на ноги. К тому моменту серая жижа была ему уже по щиколотку. Холодный пот стекал по лицу. Рукава куртки испачкались в ходе гонки со смертью.
Пальцы здоровой руки по-прежнему сжимали бесполезный пистолет и телефон. Николай нажал на кнопку с зелёным значком, прерывая плач.
– П-полина… Полина, ты слышишь? Ты слышишь меня?..
– Николай Анатольевич! Вера Цыбулькина из Центрального Ба…
Игрушка дьявола исчезла с серой жиже. Следом чуть не полетел пистолет, ладонь некрепко держала рукоять. Николай и сам едва стоял, едва держался, чтобы не рухнул в липкие объятия нового воплощения Смерти.
Жидкий цемент поднялся до уровня колен.
Со своего места Николай видел лишь барабан бетономешалки, шасси КамАЗа и уголок его кузова.
– Сука!
Сняв пистолет с предохранителя, Николай выстрелил. Пули исчезли в будущем бетоне, а то и вовсе улетели далеко за ограду свалки. Совсем скоро эти кусочки свинца найдут на детской площадке, в парке, на мостовой или в упавшей на тротуар птице – где-нибудь, но найдут.
А вот найдут ли того, кто стрелял…
Уровень смеси поднялся до бёдер, сдвинуться с места стало невозможно. Надежда покинула Николая.
Мужчина приставил дуло пистолета к голове.
«Надеюсь, хоть один патрон остался»…
***
Ночь. На свалке тихо, только огонь потрескивает в дырявой металлической бочке. Вокруг таких любят собираться бездомные по вечерам: теплом от пламени можно согреть ладони. А если очень повезло днём, то и поджарить голубя, крысу или собаку.
Но на сей раз обитателей улиц не было на привычном месте, и пламя, хоть и горело, не лизало плоть – ни живую, ни мёртвую. Одинокий мужчина в запылившейся куртке молча скармливал прожорливой стихии осколки недалёкого прошлого. Картонная коробка у его ног была полна сокровищ, но порой богатство приносит боль. Как и любой инструмент, его можно использовать во зло. А добро… Добро очень относительно.
Не всё, что падало огню в пасть, легко им переваривалось, и оранжевые языки периодически мельчали и синели. Одиночка подкладывал хвороста в костёр и окроплял пламя содержимым прозрачной бутылочки. К стихии возвращался аппетит, и пир возобновлялся.
– Всё… закончилось.
Одиночка достал из кармана помятый лист бумаги и в последний раз пробежал глазами по его содержимому. Призрак прошлого всё ещё давил на сердце.
– «Сто