Распечатано на металле. Кирилл Павлов

Я помню, не так давно был издан указ о введении уроков биографии великого Часового в детском саду. А напротив этих зданий – темные, словно нефть, улицы, полные странных силуэтов с белыми глазами. Очертания этих домов кажутся мне очень знакомыми – они построены по тем же чертежам. Что если я воспользуюсь своим воображением? Может, у меня получится без труда добраться до башни? Я мысленно достроила дома. Моя реальность получалась не идеальной, к примеру, я не смогла достроить другие центры, но я смогла построить дорогу. Но почему я не смогла достроить людей? Я не могу признать повторяемость людского вида? Вздор! Я ведь воевала за это и знала, что сейчас человек будет просто винтиком!

      Я мучилась, но ничего не получилось. Видимо, я действительно не могу пойти против своих убеждений, видимо, я действительно верю в человечество… Возможно я верила и тогда, просто меня обманули. Но раз я верю, значит, есть причина, а значит, я должна идти.

      Я перешла дорогу и пошла дальше. Я старалась не смотреть наверх – так я могла смотреть лишь на человеческие ноги, а не на лица или тела. Это было в разы легче, но все равно я дышала часто и глубоко, а сердце бешено билось. Тело будто твердило мне, что я делаю что-то противоестественное, что я не должна этого делать, но интуиция подсказывала, что если этого не сделаю я, то этого не сделает никто. Я придерживала сумочку и пыталась делать вид, что просто устала, хотя сейчас был только день. Звуки, окружившие меня, тоже давили. Тут шуршание, там что-то упало и где-то совсем рядом чей-то голос.

      Я пыталась выцепить что-то, что я узнаю, среди всего этого шума и я нашла. Из окна доносилось чье-то пение, я узнала этот мотив. Это «Мой орнамент на груди» – одна из немногих песен, которую разрешено исполнять, помимо нашего прекрасного гимна.

      Мой орнамент на груди,

      Один-один ты погоди,

      Работа нас всех единит,

      А Часовой благословит.

      Я не помню ее полностью, потому что слышала всего несколько раз. Но этот мотив чуть-чуть успокоил меня.

      Иногда мое любопытство бывает мне не на руку. Я люблю заглядывать в переулки и наблюдать за тем, что там происходит. Мне не стоило этого делать сейчас, ведь из-за этого моя голова начала раскалываться так, словно по ней били киркой. Судя по силуэтам и значкам, здесь орудовали люди из «Органов опеки за жителями». Я видела силуэты людей, которых прижали к стене и чем-то избивали. Гул от ударов разносился эхом в моем черепе. Я чувствовала, что эти бедняги страдают. Но я не должна была подавать виду. Из-за болей в конечностях я простонала и привлекла внимание одного из работников. Мне пришлось привыкать к его виду, пока он подходил. От этого у меня почти потемнело в глазах, но я справилась. С каждым разом мне все легче и легче переносить это состояние. Подошедший был высоким мужчиной в бронежилете с дубинкой, он носил шлем и единственное, что я разглядела за ним, – это его серые, как сама смерть, глаза. Он был