Рабочий день начался. Конвейер поехал, но на сей раз на нем были не трубы, а огромные артиллерийские пули. Я даже придумала аллюзию: для простой пушки эти снаряды были как пули для пистолета. Ладно, соберись, 1029, несознательная «ты» делала это, и у тебя, и у нее одно тело – мышечная память должна помочь. Ладно, будь что будет. Я прикоснулась к этому гигантскому куску металлических сплавов со взрывным механизмом внутри и аккуратно подкрутила что-то, после чего конвейерная лента поехала дальше. Получилось! Ух, ну понеслась. Я постепенно привыкла к работе, и мои руки делали все за меня, а значит, настало подходящее время для того, чтобы попытаться поговорить с коллегами. Это противоречило дисциплине нашей фабрики, но я уже вписалась во все это, и мне было на нее настолько фиолетово, что даже если бы за это расстреливали, то я бы все равно говорила. Я произносила что-то автоматически. В моих словах был смысл, но он был сложен. Наверное, я сама не понимала всей ситуации. Я не могла кричать, потому что на меня постоянно кто-то смотрел. Однако я ощущала, как понемногу в головах этих людей что-то развинчивается.
Начался обеденный перерыв. Все отправились в помещение для персонала, а меня попросили принести со склада немного сырья, чтобы после продолжить работу. Я заглянула в базу данных и обнаружила, что нужное мне сырье лежит в секции номер 18, которая находится в дальнем углу основного склада. Я была там единожды, но это запомнилось на всю жизнь. Путь был очень длинным, но я знала, что я справлюсь. Прямо. Направо до упора. Чуть-чуть левее. И прямо до упора. Сюда не заходят даже сотрудники склада – тут лежат то ли очень старые запасы материалов, то ли какое-то сырье, вышедшее из оборота. Я удивилась, когда неподалеку услышала пение какого-то старого мужчины. Он пел протяжно и аккуратно подстраивал ноты. Это был «Мой орнамент на груди…» Я боязливо выглянула из-за полки. Конечно же, я снова увидела черный силуэт, но я присмотрелась немного и разглядела достаточно старого мужчину в парадной военной форме, увешанную наградами, которые для меня были просто кучей разноцветных красивых ленточек. У него был золотой аксельбант, добавлявший ему статности и благородности. На его лице выделялись не морщины, как обычно это бывает у пожилых людей, выделялся его левый глаз. На левом глазу у него была повязка, как у пирата. На нем она смотрелась брутально. У него было прямоугольное жесткое лицо со шрамом на правой щеке. Губы выцвели. И либо, и губы были серыми как пепел. Прическа была по-армейски уложена вправо, волосы уже начали седеть. Он так проникновенно пел, что мне не хотелось его прерывать, но я заметила то, что отличало его от любого солдата – он достал из своего кармана черно-белую фотокарточку. Я не могла разглядеть того, что было на ней, но, скорее всего, это было семейное фото. Он ощупывал ее своими пальцами и потирал лицо, тяжело вздыхал и чесал свои короткие седые усы. Я имела неосторожность оступиться – раздался громкий