***
Он идет. План спасения моего черствого сердца от нападения хоккеистов начинается.
Что?
Лучше попасть в психиатрическую клинику к сумасшедшим и смотреть на летающих пони под действиями цветных таблеток, чем вытирать самовлюбленные задницы, ясно?!
– Ханна, что ты делаешь? – за моей спиной звучит голос отца. – И почему все гребаные гномы стоят вокруг этой проклятой ямы, которую ты вырыла… На моем чудесном газоне! – сдерживаюсь, сжимая зубы, чтобы не засмеяться. – Вы опять празднуете день рождения? Или на это раз отмечаете холокост?
– Тш, – шикаю я
– Не припоминаю ни одного хренового гнома с именем Тш.
– Это не имя, а минута молчания, папочка. Мы прощаемся с Боуи, – склонив голову, я тяжело вздыхаю и наиграно вытираю несуществующую слезинку со щеки.
Между прочим, Боуи действительно был моим любимчиком. Розовая забавная шапочка и пурпурный, в стиле «Гавайи», комбинезон. Я купила его за несколько долларов, когда мне было десять.
– Ханна…
– ТШ! – выставляю указательный палец за спину. – Прощальная речь, потом можем ехать на твою дурацкую тренировку.
– Это всего лишь садовый гно…
– Нет! Не смей так говорить о Боуи! – мой голос звучит, как крик разбитой героини драмы. – Никуда не пойду, пока ты не скажешь, что любил его и он был тебе очень дорог.
Шмыгаю носом и прикладываю ладони к земле.
– Черт возьми, Ханна, – рявкает отец. Резко обернувшись, смотрю на него убийственным взглядом. – Я не буду делать это!
– Тогда я буду скорбеть здесь, пока не прирасту к земле, – устраиваюсь на траве, поджимая под себя колени.
– Ладно… Хорошо! – он поправляет бейсболку и, тихо откашлявшись, приступает к речи: – Ты был отличным гномом, Боуи. Прости, что разбил тебя. У меня не было другого выбора.
– Еще скажи, что будешь скучать, – подсказываю я, еле сдерживая смех.
– Нет, Ханна, я не буду скучать. Это дурацкая садовая статуэтка, черт бы ее побрал!
Всхлипываю и падаю набок, протягивая руку к яме.
– ЛАДНО! – кричит он, – Я буду скучать по тебе, чертов гном!
– Боуи, – вою я.
– Долбаный Боуи! А теперь идем. Мы уже опаздываем на тренировку.
План по спасению сердца безнадежно провален.
– Так говоришь, как будто я очень переживаю об этом, – поднимаюсь с травы и отряхиваю одежду.
– В машину. Бегом!
– Пожалуй, я поеду на своем мотоцикле.
– Ты не поедешь в этой капсуле смерти, Ханна, – рычит он, вынимая ключи из кармана.
– Ладно, – хмыкаю и пожимаю плечами, – тогда возьму лонгборд.
– Ханна Лесли Уэндел, – голос отца звучит так, словно он коп, который вот-вот застегнет на моих запястьях наручники и увезет в участок. – Никаких роликов, коньков и велосипедов.
– Лонгборд – это скейт, – продолжаю настаивать я, медленно следуя за ним.
– Плевать я хотел, что это. Немедленно