От её слов Павел залился краской.
– Он произвёл на тебя хорошее впечатление?
– О-о, да, – улыбнулась Мари. – Иначе и быть не могло.
– Рад это слышать.
– И где же ты был, позволь полюбопытствовать? – шёпотом спросила она.
– Ужинал с Кирой. Помнишь её?
– Хорошо помню, – в глазах Мари заблестел интерес. – Потом расскажешь.
Они сели на диван. Одна из важнейших черт Мари это умение поднимать всем настроение. Жаль только, что горе и печаль она переживает одна. И сегодня стены их гостиной сотряслись от смеха – по большей части от смеха Павла. Каким-то чудом она ещё до его прихода ухитрилась развеселить угрюмого мальчика.
Дождь снаружи кончился, заискрил праздничный фейерверк. Павел бросился к окну. Спустя несколько секунд детский восторг, вдруг сменился испугом.
– Соломон, там, на небе… я что-то видел, – пятясь назад, молвил мальчик.
– И на что оно похоже, дорогой? – поинтересовалась Мари.
– На огромную собаку, – выдохнул мальчик.
«Значит он уже здесь» – подумал ведьмак, сменившись в лице.
– Это необычно-сильный дух по имени Пятно, – объяснил он. – Чаще всего он принимает обличие гигантского волка. Не беспокойся, он для тебя не опасен.
«Каков же твой ответ Кира?» – скользнула мысль в голове Соломона.
Вечер продолжился. Мальчик быстро вымотался и как итог мирно задремал на диване. Соломон и Мари переместились в кресла перед камином, для разговора по душам (они всегда так делают с самого первого дня их знакомства) в такие моменты он всегда рассказывает ей нечто сокровенное.
– Что случилось Львёнок, что тебя тревожит? – заботливо спросила она.
– С чего ты так решила? Наоборот я спокоен, когда никогда прежде.
– Львенок не лги мне, я тебя насквозь вижу.
Соломон покачал головой, улыбнулся и капитулировал:
– Сегодня во время разговора с Кирой я вспомнил то, что как мне казалось, я давно и благополучно забыл.
– Что ты вспомнил? – Мари посмотрела на него с тревогой.
– Кэтрин… – лицо Соломона исказила грусть. – Я вспомнил детали, что стремился забыть. Это было, как… будто рану вскрыли, и кровь уже не остановить.
Чародейка сочувствующе взглянула на него.
– И тебе стало легче от этого? – спросила она.
– Как ни странно, да. Ненадолго груз с души спал, это даже слегка раскрепостило меня в разговоре с ней. Только не пойму, что на меня нашло. Ты же знаешь, что откровенность в делах душевных это не про меня.
– Мой оледеневший Львёнок стал оттаивать, – её радостные глаза заслезись. – Ох, как же я за тебя переживала. Я так боялась, что ты останешься таким навсегда.
– Я всё тот же, – недоумённо хмурясь, сказал он.
– Нет, изменения на лицо. Я сначала решила, что мне показалось – взгляд у тебя стал не таким тяжёлым, голос ожил, стал мягче, а холод в общении сменился теплом