Видимо и впрямь друганы отбуцкали Чирка на совесть. И Танька, наверное, стулья ломала прямо об его голову. Потому что мой почти неприкрытый стёб был воспринят Чирком как искреннее сострадание. Мой будущий секретный сотрудник опять завыл с новой силой. Еще немного и можно приступать.
– Юр, а чего у тебя тут воняет, как в привокзальном сортире? – я заозирался.
– Так они всю неделю в моем подполе срали. Пока было чем. Хорошо еще, что там жрать нечего было, – продолжал подвывать Чирок. – Ты бы видел, начальник, их глаза, когда они из подвала повылазили, я думал, они меня сожрут! Убьют и сожрут! Звери! Мне никогда так страшно не было. И не били меня так до этого никогда! – переживания Юры поражали своим неподдельным трагизмом и абсолютной искренностью.
Я постарался унять свою фантазию и постарался сделать на лице скорбное выражение. Смеяться сейчас было никак нельзя. Страдающий Чирок мне бы этого точно никогда не простил и вербоваться не стал бы уже ни при каких обстоятельствах.
Я протянул гражданину Черняеву листок и авторучку, он машинально взял их. Надо было дожимать кандидата в «шурики» до логического завершения.
– Ладно, Юра, дело прошлое, но жизнь-то продолжается. К тому же ты теперь и сам видишь, кто тебе враг, а с кем тебе дружить надо, давай, пиши!
– Чего писать? – насторожился Чирок и разжал пальцы с шариковой ручкой.
– Ты, Чирок, дурака тут не включай, пиши обязательство о сотрудничестве, иначе все, что до этого было, тебе цветочками покажется! Давай, пиши, Юра, пиши!
Я поднял с пола упавшую авторучку и снова протянул ее Чирку. Тот не посмел не принять ее, но все равно упрямо сжал разбитые губы, выражая тем самым свое благородное несогласие ссучиваться.
– Мне же тебя и подставлять особо не придется, Юра! Я прямо вот сейчас от тебя выйду и сразу оформлю Барыгу с Хряком. Ты ведь не сомневаешься, что я найду причину, чтобы их закрыть на годишку-другую? Даже без ваших левых рейсов из третьего цеха, про которые я в курсе. Их закрою, а тебя на свободе оставлю. И что тогда приличные люди в поселке подумают, Юра? А подумают они, Юра, что я Хряка и Барыгу за своего побитого стукача наказал! Что с тобой дальше будет, ты и без меня знаешь. Недели не пройдет, как подрежут тебя и закопают. Или в Волге утопят. И Танька тебе своего Хряка не простит, она мстить заявится. Так что, пиши, Юра, пиши!
Чирок затравленно смотрел на меня, а его живущая отдельно от мозга вторая рука превращала лист бумаги в безнадежно смятый комок папье-маше.
Информация про третий цех, полученная вчера от Локтионова, попала в цвет.
– Пиши, Чирок или я ухожу, но тогда ты сам на себя обижайся, помочь тебе уже никто не сможет, – я достал из своей папки еще один лист бумаги.
– Что писать? – вконец севшим голосом прошептал гражданин Черняев.
Я терпеливо продиктовал ему стандартный текст