Франсуа хочет что-то ответить, но в этот момент карета останавливается.
– Oh, je crois que nous sommes arrivés![3] – восклицает он и проворно выскакивает из кареты.
Иньяцио кивает, смотрит в окно. Перед ним двухэтажный особняк, неброский, но элегантный, с коваными балконами. Таким он его и помнит.
Из открытого окна летит возглас:
– Братец!
Иньяцио едва успевает выйти из кареты, как оказывается в объятиях Джузеппины. Сестра обнимает его так напористо, что они чуть не падают.
Джузеппина осталась прежней и в то же время изменилась. Формы округлились, волосы на висках поредели, как когда-то у бабушки, чье имя она носит. Но глаза такие же выразительные и лучатся добротой.
Она отстраняется от брата, смотрит на него, гладит по лицу.
– Родной мой! Как давно мы не виделись… – шепчет она одними губами. Притягивает к себе его лицо, осыпает поцелуями.
Иньяцио чувствует, как в груди разливается тепло. Объятия сестры – это возвращение домой. Это мир и покой. Мозаика жизни, сложившаяся вдруг в одну картину.
– Очень, очень давно! – Он крепко обнимает сестру.
На пороге появляется подросток, у него прямые светлые волосы. Он уже вошел в пору мужания, но лицо у него пока совсем детское. Это Луи Огюст, сын Франсуа и Джузеппины. Его племянник.
В памяти тут же возникает Винченцино. Он был бы сейчас чуть помладше, такой же нескладный, с недовольным видом.
Не смей об этом думать, приказывает себе Иньяцио.
– Проходи, проходи! – Джузеппина тащит его за рукав.
Они поднимаются по лестнице в небольшую гостиную, обитую синим дамастом, с бархатными креслами и низкими столиками из красного дерева. Гостиная не вычурная, обставлена со вкусом: статуэтки из слоновой кости; на столе, покрытом хорошим сукном, китайская ваза.
– У вас красиво.
– Чем богаты… – Франсуа разводит руками.
– Если я говорю, что красиво, значит, мне нравится! К чему прибедняться? – спрашивает, смеясь, Иньяцио.
Он устраивается на диване, приглашает сестру сесть рядом.
– Как Джованна? – спрашивает Джузеппина.
– Хорошо, спасибо. Я был так занят бумагами, нотариусами и адвокатами, что почти не виделся с ней. Она в Палермо, занимается домом, заботится о детях. В последнем письме, которое я от нее получил, мне показалось, что она… – он подбирает подходящее слово, – немного расстроена.
– Должно быть, ей обидно, что ты приехал сюда без нее, – наклоняет голову Джузеппина.
Иньяцио смущенно крутит на пальце дядино кольцо, надетое вместе с обручальным.
– Так получилось. Я никому не мог доверить это дело. Лагана и Орландо, конечно, много для меня сделали, но в Риме хотели видеть меня лично, и подписать договор в Генуе мог только я. А из Генуи решил заехать к вам.
– Да, ты правильно сделал, – соглашается сестра.
Франсуа