– Тедди, посмотри-ка на старичков у кондитерской, – негромко сказала Уинифред и отвернулась, подчеркнуто глядя в противоположную сторону. – Ты, случаем, не знаком с ними?
Дарлинг повертел головой, приметил парочку и радостно заявил:
– Конечно, знаком! Это же леди Освальд с супругом.
Теодор говорил так громко, что на него с изумлением покосились прохожие. Он этого не заметил и потащил сопротивляющуюся Уинифред вперед.
– Я как-то был у них на званом обеде. До чего замечательная женщина! Пойдем-ка поздороваемся!
Уинифред уперлась каблуком в стык плитки и потянула юношу на себя.
– Совсем с ума сошел? – зашипела она. – Как, скажи на милость, ты собрался им меня представить?
Теодор удивленно посмотрел на свою руку, в которую вцепилась Уинифред.
– Я что же, не… А. Извини. – Виновато улыбнувшись, он накрыл ее ладонь своей. – Я совсем забыл. Тогда давай подождем, пока они уйдут?
Они юркнули под козырек модного салона. На витрине были выставлены кружевные парасоли и крошечные соломенные шляпки, украшенные искусственными цветами.
– Я думаю, нам пора выбираться из Брайтона, – заметила Уинифред, настороженно провожая взглядом фигуры Освальдов в отражении на стекле. – Как я погляжу, в этом году никому не хватило денег на Европу. Что скажешь? Может, поедем в Блэкпул? Или в Скарборо?
Теодор помедлил с ответом, и Уинифред догадалась, о чем он думает. При мысли о возобновлении давнего спора ее бросило в жар. Не дожидаясь, пока лондонские знакомые окончательно скроются из вида, она увлекла Дарлинга дальше.
– Может, ты все-таки согласишься поехать в Хэзервуд-хаус? – прямо, но без особой надежды в голосе спросил он.
Уинифред запрокинула голову и стала глядеть на солнце, пока у нее не зажгло в глазах.
– Нет. Лаура только-только перестала кашлять. Ей нужно жить у моря.
– Сельский воздух ничем не хуже морского! – горячо запротестовал Теодор.
Она смежила веки, чувствуя, как повисают слезинки на ресницах.
– Какие же…
– Теодор! – с нажимом перебила его Уинифред. – Мы это уже обсуждали.
Во главу их спора всегда была поставлена Лаура, хотя оба знали, что дело вовсе не в ней. Просто Теодор до смерти скучал по своей матери, а Уинифред больше всего на свете боялась встречи с ней.
Его рука напряглась, но в следующее же мгновение снова расслабилась.
– Хорошо, – согласился он. – Блэкпул. Как скажешь.
Уинифред не поднимала головы, но по голосу угадала, что сейчас он упрямо стиснул губы и намерен продолжить разговор. Чуть позже. Она ничего не ответила, но, опасаясь показаться угрюмой, крепче прижалась к Дарлингу.
Ее левая кисть была продета в кольцо его локтя. Уинифред легонько пошевелила пальцами в перчатке и поморщилась – средний и указательный стали немного короче и толще, чем раньше. Удар бюваром в ту злополучную ночь, когда они сбежали из Лондона, раздробил ей кости.[2]
Уинифред