– Как – покинуть? – разъяренный Ганцзалин повернулся к Загорскому. – Мы его что, отпустим?!
Нестор Васильевич вздохнул и смиренно развел руками: ничего другого им не остается. Камакура оказался ловчее их, надо уметь проигрывать с достоинством.
Пока они переговаривались, японец с величайшим подозрением переводил взгляд с Загорского на Ганцзалина и обратно, не зная, как поступить. Наконец он все-таки решился: не отпуская барышню и по-прежнему держа у ее горла нож, он попятился к выходу из комнаты. Не прошло, однако, и пары секунд, как они оба с грохотом повалились на пол. Звякнул выпавший из руки Камакуры нож, в воздухе повисли яростные японские ругательства. Камакура барахтался на полу, запутавшись в белом платье невесты, та, придавив его сверху, кричала, панически размахивая руками.
– Вот это я и называю предвидением, – повернулся Загорский к Ганцзалину. – Слишком длинный шлейф у платья – это раз. Слишком высокий порог в кабинете – это два. Они просто не могли не упасть…
Глава вторая. Товарищ поляк
Легкая пролетка стремительно подкатила к дому, в котором располагалась московская квартира Нестора Васильевича, и встала как вкопанная. Тротуар тут был усыпан сухой золотой листвой от начавших желтеть деревьев, налетавший от Москвы-реки ветер поднимал ее и закручивал в маленькие огненные вихри.
Из подъезда появилась внушительная фигура Артура Ивановича Киршнера. Дворецкий легко нес два увесистых саквояжа – серый и коричневый. За ним налегке следовали Загорский и Ганцзалин.
Уложив багаж в пролетку, Киршнер подождал, пока туда же усядутся хозяин с помощником, и вернулся на тротуар. Кучер дернул вожжи, и пролетка, ускоряясь, покатила прочь. Киршнер проводил ее печальным взором и не двинулся с места, пока экипаж не растаял вдали.
– Каждый раз одно и то же, – сказал Ганцзалин, морщась. – Прощается с нами так, как будто видит в последний раз…
Загорский, сидевший на сиденье рядом с помощником, только плечами пожал. Как знать, может быть, Артур Иванович и прав. Все-таки они едут не куда-нибудь, а прямиком на театр военных действий. Оттуда вполне можно и не вернуться.
– Ну, сейчас ладно, – нехотя согласился китаец, – сейчас война. А до этого что? Или мы каждый раз на войну едем?
Загорский посмотрел на Ганцзалина с интересом. Пожалуй, он прав. Говоря высоким штилем, они ведь все время на войне. Независимо от того, чем именно они заняты – раскрытием заговоров, борьбой с уголовным миром, поиском шпионов, – все это, выражаясь высоким слогом, война. Война порядка и гармонии с хаосом и уничтожением.
– И Киршнер это понимает? – ухмыльнулся помощник.
Может быть, и не понимает, но наверняка чувствует. Он по меньшей мере чувствует возможные последствия такой войны. Если старый хозяин