Им я воспользовался практически сразу, отбив очередное копьё, пытавшееся приколоть меня к дереву.
Отбив копьё мечом, я перенаправил его остриё в землю и выбил его из рук противника, ударив по копью нормальным таким «лоукиком» с правой ноги.
Противник, потеряв равновесие, последовал за копьём, упал на землю на руки и, мгновенно оттолкнувшись всеми четырьмя конечностями, подпрыгнул и напоролся на жало моего копья, уже нависшего над ним как кобра.
Противники вдруг закончились. Люди ещё были. Противников не было.
Соплеменники Ларга, имеющие оружие, стояли, разинув рты, не знающие, что им делать со своими копьями и дубинами.
– Ну, кто ещё хочет потрогать комиссарское тело?! – Спросил я. – Ты?
Я шагнул вперёд. Ближайший ко мне мужик попятился и, наколовшись задом на выставленное кем-то копьё, вскрикнул, подпрыгнул и понёсся назад по только что пройденной ими дороге.
– Или ты?!
Я шагнул к другому. Теперь уже вся толпа, вместе с бабами и детьми понеслась вниз по склону, не разбирая, где тропа, а где заросли.
Обернувшись назад, я не увидел стоящих противников. Кто-то ещё был жив, но легко раненых я не наблюдал. Стрелы, в основном, торчали из живота, груди, из шеи, или из головы.
Не подходя близко, я добил раненых своим копьём, в том числе и Ларга.
Подойдя к нему и увидев, что стрела торчит из его шеи, я сказал:
– Ты не успел. Мне жаль.
Я был почти искренен. Я не ожидал, что сложится именно так.
– Эй, вы, там! – Крикнул я по-русски. – Встречайте папочку.
– Урф! – Заорали в два голоса детишки.
Я замахал руками, разглядев их на «стенах» городища. И тут я увидел невнятный силуэт в наваленном под насыпью сухостое. Разглядев кошачьи глаза, я понял, что это Рысь.
– А….. Трусиха! В засаде сидишь, или драпать собралась? – Спросил я. – И тебе не стыдно?
Рысь вылезла из завала и, стыдливо опустив голову и прижав уши, подошла ко мне.
– Эх ты, – сказал я и получил удар стрелы в спину.
Глава 6.
Я умирал долго и мучительно. Потеряв сознание от болевого шока, я провалился в огненную пустоту ярко красного туннеля и летел в ней, бестелесный и одинокий. Мне было так жаль себя, что я рыдал, изливая слёзы из несуществующих глаз.
Тела не было, но боль была повсюду. Я сам был пламенем и сам себя сжигал.
Мой полёт то прекращался, то возобновлялся. Меня, то несло вперёд, то кружило по сложной спирали и вокруг центра моего сознания. Это продолжалось бесконечно долго.
Нет тела – нет времени, и для меня в боли проходила вечность за вечностью. Боль становилась моей сущностью, моей оболочкой, и, наконец, моим телом. Боль сомкнулась вокруг меня и стала только моей. Внешний жар отступил и мне сразу стало легче и появились мысли. Вернее, не мысли, а образы.
Образы