Скрипнула дверь. Генрих заметил, как из комнаты вышла Хельга. От этой ведьмы никакого толка. Даже возникли сомнения в её лекарских способностях. Разве что, извлечь пользу от неё, как от провидицы? Генрих тоже покинул спальню.
– Хельга! – позвал он удаляющуюся женщину.
Хельга остановилась, обернулась, но не тронулась с места. Генриху пришлось самому подойти к ней.
– Если ты провидица, как говорят люди, то наверняка знаешь, кто совершил эту жестокость с Эльзой? – спросил он.
Ведьма утвердительно кивнула.
– Кто?
– Прости, ландграф, но Эльза просила меня не говорить тебе имени преступника.
– Почему? – удивился Генрих.
– Она не хочет, чтобы ты карал этого человека.
– Что за ерунду ты говоришь? Я знаю, что Эльза слишком добра, но разве она может не желать наказать того, кто хотел убить её?
Хельга молчала, и лишь невозмутимый взгляд её чёрных глаз говорил, что другого ответа собеседник не получит. Спокойствие и упрямство ведьмы нервировали Генриха.
– Говори! – приказал он. – Ты не имеешь права покрывать преступника! Говори, или я пытками вырву из тебя его имя!
– Я бы тебе сказала, но я уже обещала Эльзе молчать.
– Ты бестолковое существо. Тебя давно пора отправить на костёр, ведьма!
– Не выпускай злобу наружу, – не повышая голоса, возразила Хельга. – Она мучает твоё сердце.
– Моё сердце мучаешь ты!
Но Хельга всё с тем же спокойствием подошла к ландграфу совсем близко и положила ладонь на его грудь.
– Успокойся, – произнесла она. – Твои эмоции понятны, однако уже ничего не исправить. Ты должен хранить себя, хранить своё здоровье ради сына. Он потерял мать, не дай ему потерять и отца.
Генрих явственно почувствовал, как боль в его сердце стала затихать и скоро угасла совсем. Он был поражён этим чудом.
– Ты одним прикосновением сумела выгнать боль из груди моей, – проговорил Генрих. – Ты чудесным образом помогла мне. Так почему же ты не можешь помочь Эльзе?
– Я могу противостоять болезни, но не смерти.
Из спальни вышел лекарь Гойербарг. На его узком безбородом лице застыло выражение печали.
– Ну что? Что? – с нетерпением обратился к нему Генрих.
– Простите меня, ландграф, но я ничем не сумел помочь Эльзе Штаузенг. У неё большие внутренние повреждения… и слишком много крови она потеряла… Её жизнь угасает с каждой минутой.
Сражённый приговором, Генрих рукой отстранил лекаря с пути и вернулся в спальню. Служанки уже переодели свою госпожу в чистые одежды, сменили на кровати простыни и теперь отошли в сторону, тихо утирая со щёк слёзы. Генрих вновь опустился на колени возле ложа и всмотрелся в бледное лицо любимой. Уже было заметно, как её тело медленно прощалось с душой.
– Эльза, –