Мои слова разряжают обстановку. На лицах говорящих даже улыбки появляются.
Вернулся Серёга спустя несколько часов, никто уже толком и не помнит, когда. Спали уже давно все. Наутро, кто-то глазастый разглядел у него на рубахе кровь, но не придал этому факту особого значения. И только через два дня, когда в лагерь приехала милиция из Берёзова, у Серёжи в вещах нашли и грязную рубашку и бурые пятна на перочинном ноже.
– Коль, – спрашиваю, когда мы выбираемся из «слоновника», – а какое жильё тут есть поблизости?
– Так, Берёзов, – не понимает вопроса он.
– А какая часть Берёзова? А то мы всё по дорогам ездим. Что, если прямиком, через лес?
– Хутор есть, – прикидывает Степанов, – бирюк там один живёт с матерью со своей. Сам пенсионер, а мать уже давно на том свете с фонарями ищут. Есть подозрение, что мать самогонку гонит, но подозрение к делу не пришьёшь, а без оснований обыск устраивать никто не будет.
«Бирюк», это, по-местному, нелюдимый одинокий человек. Такому – самое оно, жить на хуторе. И для самогонки место подходящее, вдали от посторонних глаз.
– А поедем-ка, проедемся туда, – предлагаю.
– Делать тебе нечего, – бурчит он, но соглашается.
Хутор встречает нас высоким забором из некрашеных, положеных внахлёст досок и лаем «кабыздоха».
– Доброго здравия, Павел Михалыч, – приветствует Николай худого, и словно высохшего как мумия пожилого мужика. – Как поживаете?
– Нормально, – бурчит тот, чуть приоткрывая калитку.
– Павел Михалыч, – говорю, – мы вас надолго не отвлечём. Только один вопросик к вам будет.
– Руль держи! – говорю Николаю, – хватит ржать, как кавалерийский конь.
– Не могу, – Степанов даже ход замедляет, – надо же быть таким идиотом! В райотдел едем?
– Конечно.
Грибов моему появлению радуется.
– Вспомнил? – вскидывает он вопросительно брови.
– Вспомнил, – киваю я, – ведите вашего подозреваемого. Будет вам сейчас чистосердечное признание.
Ночь в КПЗ проезжается по Серому, словно гусеничный трактор. А, может, сказывается похмелье после многодневного ежедневного пьянства. Абстинентный синдром. Говорят, он ещё способствует угрызениям совести. Не знаю, никогда не увлекался алкоголем, ни в той, ни в этой жизни. В общем, Серёга тих и задумчив.
– Рассказывай, – говорю.
– Про что? – бурчит он.
Грибов смотрит на нас с любопытством. Очевидно, ждёт, когда закроет это дело легко и изящно.
– Про хутор… про козла… Мы и так всё знаем, – киваю на Николая, – но у тебя есть шанс облегчить душу.
Глаза у капитана медленно лезут на лоб.
Серёжа говорит медленно, подбирая слова. Видно, что ему отчаянно стыдно. А может, реакция на абстинентный синдром такая.
Действительно,