Девушка взглянула в окно на закрытое шторами окно в соседнем здании, тяжело вздохнула, опустила голову и закрыла дверь, как будто бы отгородилась. Словно если не смотреть, то и этого окна как бы и не существовало. Достала телефон и набрала номер.
– Матиас, – она прижала мобильный к уху, – я это сделала, – прошептала она, – слышишь? Скоро будет ответ, и ты знаешь, каким он будет, я все тщательно подготовила. Не кричи, – взмолилась она. – Да, да, я сейчас приеду, отпросилась, не ругайся, пожалуйста, мы у тебя поговорим, – попросила она и взяла сумочку, – Сеньор уехал, так что я свободна, и он отпустил меня, – она нахмурилась, слушая собеседника. – Максимилиано еще не знает, но ты же понимаешь, что ничего уже не изменить, – она попыталась улыбнуться, – ты же знаешь меня, если засело, то не остановлюсь. Я вся в дедушку Матиаса, тебя ведь в его честь назвали, – напомнила она, стараясь немного успокоить брата.
Исабель направилась к выходу, задержалась около настенного календаря и передвинула дату с 21 на 22 апреля…
…Ему никогда не нравились календари. Не любил он жить в рамках, ограничивать себя условностями, словно весь мир принадлежал только ему. Мужчина отодвинул бумажный перекидной домик с цифрами, мельком взглянул на папку, взял стеклянный куб с дротиком внутри и повернулся к окну, удобно расположив ноги на подоконнике, закурил сигару. Куб с дротиком держал в руке, смотрел на него своим единственным правым глазом. На месте левого красовалась черная повязка в виде надкусанного яблока.
Мужчина поправил повязку и улыбнулся. Он еще в детстве выбрал именно эту форму, очень она ему понравилась, а надкусанным его сделали мастера, чтобы ему удобнее было носить, так она и прижилась. Ему ни раз супруга предлагала вставить искусственный глаз, но ему нравилась повязка, он ощущал себя пиратом свободных морей. Свобода всегда и во всем. Он вертел куб в руках – свой самый первый трофей в жизни. Его маленькая победа. Столько их потом было, но эта была самая сладкая, самая горькая. Он закурил кубинскую сигару, медленно выдыхал маленькими колечками дым, слегка покачиваясь в кресле, отклонялся назад.
20 лет большой срок, но когда время на исходе, оказалось, что это ничтожно мало, он еще не успел насладиться. Аккуратно поставил куб на стол, смахнул невидимые пылинки, вновь крутанулся к окну, бухнул ноги на подоконник, поднес сигару к губам. Пальцы другой руки барабанили по подлокотнику. Он не видел ее 20 лет, и прекрасно понимал, что перед ним стоял выбор: неизбежная встреча с ней или… он втянул воздух. Размяв шею, вновь сделал затяжку и выпустил дым. Время спешило вперед, оно ни на миг не останавливалось, а он наслаждался сигарой, папка с документами лежала на столе позади него, а он просто смотрел в окно, на самолет,