– Значит, вот список повреждений, – капитан Пуришкевич покашлял и стал читать с некоторой торжественностью: – «Деформация кузова с прогибом стоек, деформация заднего бампера, разбиты задние фонари и заднее стекло, пробит радиатор, сломана крыльчатка вентилятора…» Это, как вы сами понимаете… – он заглянул в мои документы, – Павел Аполлинарьевич, только лишь данные наружного осмотра. Остальные дефекты вам установят при калькуляции для Госстраха.
Тут привели беглеца-поливальщика. Он был взят за вполне мирным делом – поливал склад продовольственного магазина, и вовсе не потому, что сторож ему не вынес бутылку, а просто для чистоты. А этот товарищ, он повернул ко мне слепо улыбающееся лицо, этот товарищ чиниться не хотел.
– Тебя, сволочь пьяная, расстрелять надо! – крикнул ему в ухо капитан Пуришкевич. Крикнул громко, но не прошиб. Поливальщик только шире улыбнулся, положил ногу на ногу и попросил разрешения закурить.
Офицеры окружили его, а он сидел посредине дежурки нога на ногу и слепо улыбался. Столько порока было в этом поливальщике, что не снилось и римскому императорскому двору.
– Знаешь, гад, какую сумму тебе платить за эти «Жигули» придется? – спросил его старший лейтенант Сайко. – Две тысячи.
– Трест заплатит. – Поливальщик поеживался, будто нежился в тепле дежурки. – Все заплатит или процентов тридцать… Это как положено, такой закон…
Офицеры Пуришкевич и Сайко захохотали. Майор Калюжный вообще не сказал поливальщику ни слова, а только светил на него своим пульсирующим лицом, стоял согнувшись, положив руки в карманы.
– Давай сюда свои права, – скомандовал Сайко и попросту выхватил зачуханную книжечку из руки поливальщика. – Гарантирую тебе – год за руль не сядешь.
Почему-то они были очень злы на этого поливальщика, хотя видели его впервые. Потом я узнал, что в этом городе вообще милиция ночных поливальщиков недолюбливает.
– Могу себя считать свободным? – Слепая улыбка расползалась все шире, а глазки все еще были замасленными от ночного кайфа. – Разрешите удалиться?
Он был в мятом плаще-болонье поверх замасленной ковбойки. Мне лично сейчас в столовую нужно – сутки не ел. Иди-иди, жди повестки, хмырь с ушами. Жилистое, порочное, подванивающее тело чувствовалось под ветхими одеждами. Сейчас макароны буду есть с маслом. А платить когда будешь две тысячи рублей? Трест определенный процент заплатит.