Потом в Эпире, царь которого недавно умер, жадные родичи затеяли войну за трон. Умерший царь являлся одним из племенных вождей среди множества других. Стране грозила многолетняя смута, если бы трон не поддержала чья-то всесильная рука. Филипп, видя в этом благо для Македонии, готов был посадить в Эпире своего ставленника. Впервые в жизни он удостоился одобрения жены, поскольку выбрал ее брата, Александра. Филипп, впрочем, рассчитывал, что тот сообразит, чью сторону держать выгоднее, и постарается обуздать Олимпиаду; по крайней мере, брат не будет принимать участия в ее интригах и может стать полезным союзником. К сожалению, беспорядки в Эпире требовали его вмешательства, и царь не мог остаться в Пелле на встречу с философом. Хромая к своей боевой лошади, Филипп послал за сыном и сообщил ему это. Больше он ничего не сказал. Царь многие годы занимался дипломатией, и его единственному глазу нельзя было отказать в зоркости.
– Аристотель приезжает завтра в полдень, – сказала Олимпиада дней десять спустя. – Не забудь, что ты должен быть дома.
Александр стоял подле маленького ткацкого станка, за которым его сестра трудилась над чудесной каймой. Клеопатра не так давно овладела искусством сложного узора и страстно ожидала слов восхищения. Теперь они стали друзьями, и Александр не скупился на похвалы. Но слова матери заставили его навострить уши.
– Я приму его, – продолжала Олимпиада, – в зале Персея.
– Я сам приму его, мама.
– Ну конечно, ты должен там быть. Я так и сказала.
Александр прошелся по комнате. Клеопатра, забыв обо всем на свете, стояла с челноком в руке, переводя взгляд с брата на мать. Привычный ужас исказил ее лицо.
Александр похлопал по своему блестящему кожаному поясу.
– Нет, мама, теперь, когда отца нет дома, это мой долг. Я принесу извинения и представлю Аристотелю Леонида и Феникса. Потом приведу его наверх и представлю тебе.
Олимпиада поднялась со своего кресла. В последнее время мальчик быстро рос. Теперь она была уже не намного выше его.
– Ты хочешь сказать мне, Александр, – отчеканила царица, – что не желаешь, чтобы я присутствовала на приеме?
Он промолчал. Олимпиада отказывалась верить.
– Это маленьких мальчиков представляют взрослым их матери, – сказал Александр. – Не так встречают софиста молодые ученики. Мне почти четырнадцать, я справлюсь с этим сам.
Ее подбородок дернулся вверх, спина напряглась.
– Это твой отец сказал тебе?
Вопрос был неожиданным, но Александр знал, к чему она клонит.
– Нет, – сказал он, – мне не нужны слова отца, чтобы знать, что я мужчина. Я сказал ему сам.
На скулах Олимпиады выступили пятна; волосы поднялись рыжей волной, серые глаза широко распахнулись.