И хоть за столиками высокими хлебали пиво, запивая его после восьми магазинной «бормотухой», бывшие её ученики, уже не знакомы они были лицами. Их крепко попортило время совместно с тем же пивом да «Солнцедаром». Но по фамилиям профессионально запомненные на всю жизнь, были они своими, почти родными и чувствовала себя бывшая учительница на бесконечной их пьянке как на большой перемене, когда ребятишки баловались и хвастливо хулиганили. Но её-то помнили все и на вид, и по характеру властному. Школа в деревне всегда была одна -единственная и потому автоматически хранил в памяти всех учителей каждый житель Семёновки от двадцати до пятидесяти лет. Дольше тут редко кто жил. Ну, только женщины. Девяносто девять процентов из них – не употребляют ничего с градусами.
Вот только она одна двумя словами прекращала назревающие драки и за воротник легко выводила на улицу перебравшего огромного дядю, который швырял пивную кружку в другой конец забегаловки,откуда словесно измывался над ним бывший одноклассник. Не каждый из тридцати клиентов «тошниловки» мог бы позволить себе так унизить самого страшного на вид и натурально могучего телом Володьку Сурнина. У него, когда он «принял на грудь» с перебором, даже сколько времени не стоило спрашивать. Мог он в лучшем случае по дружески разбить нос или в худшем – по спёртому воздуху метнуть любопытного товарища по школьному прошлому прямо к входной двери. А до неё метров пять лететь, не меньше.
Вот этого Сурнина Галина Петровна нежно брала за шкирку и, вдалбливая ему на ходу, чтобы сегодня им тут больше не пахло, открывала большим его туловищем дверь и выталкивала на усыпанную втоптанными в грунт окурками площадку перед пивной «Колосок». И ведь странно было всем, непонятно всем было, но почти не соображающий после выпитого громила Сурнин, которого смущался ругать даже его начальник, строгий прораб строймонтажного СМУ, после тёти Галиной нежной экзекуции назад ни разу не вернулся.
Только с утра приходил опохмеляться. Как все. Он извинялся перед Галиной Петровной за вчерашнее свинство и шел к своим. А своими в «тошниловке» были все. Чужие здесь не ходят. Тихие пьяницы, например стесняются к шустрым и склонным к рукоприкладству мужичкам заглядывать. Вмажут тихушники с корешем бутылку портвейна на двоих где-нибудь в уголке магазина из горла – и по рабочим местам. Ведут там себя скромно, честно и добросовестно вкалывают, и за день больше не употребляют. Потому они и