– …мере наказания…
– Вы не имеете права! Я буду жаловаться!..
– Приговор привести в исполнение немедленно!.. Здесь, в зале суда!.. И сейчас!.. – с нескрываемым злорадством взревел Мясогузов и зашёлся страшным демоническим хохотом, от коего посыпались вниз блестящие осколки вдрызг разлетающихся люстр.
Зал взорвался аплодисментами, криками «Браво!» и «Бис!».
И погасла последняя люстра… И почувствовал Сергей Тимофеевич всей дрожащею шкурой своей, как во тьме поднимаются те, кто был в зале, и как медленно и жутко надвигаются они на него, сверкая страшными нечеловеческими очами…
Когда Сергей Тимофеевич пробудился и открыл глаза, первой мыслью его была мысль о Лиличке.
«Как же она?.. Что с ней?.. А вдруг этот ужасный сон неспроста? Может, он вещий?.. А что, если этот подонок с исковерканным носом… Такие ведь на всё способны!.. О господи! А вдруг её и в живых уже нет?.. И лежит она, может быть, сейчас на дне какой-нибудь ямы, присыпанная мусором и листвою… Или там, у пляжа, в воде… А утром кто-нибудь наступит ногой на её безобразно раздувшийся труп и заблажит: “Утопленница! Утопленница!” А потом её выволокут за ноги на берег – грубо и бесцеремонно, будто какой-нибудь мешок картошки. И вокруг соберутся горластые зеваки. И она будет лежать на золотом песке страшной бесформенной грудой, окутанная водорослями, облепленная копошащимися тварями морскими… А на свёрнутой напрочь шее её – вчера ещё такой тонкой, такой обворожительной и прекрасной – ужасные лиловые следы от безжалостных пальцев убийцы…»
Полезаев моментально вскочил и – как был, необутый, в пижаме, – бросился со всех ног на четвёртый этаж.
Все ещё спали. Не встретив ни единой души, достиг Сергей Тимофеевич Лиличкиной двери и с ходу забарабанил в неё, не жалея кулаков.
Никто не отозвался, никто не открыл Полезаеву. Только заспанные соседи опасливо выглядывали из дверей и снова прятались, словно суслики в свои уютные норки.
И тогда Полезаев помчался вниз, на первый этаж, где должен быть телефон и кто-нибудь из обслуживающего персонала.
Дежурная сестра бдительно похрапывала за столом, уронив седую голову на руки, и свет настольной лампы золотым нимбом падал ей на затылок.
– Просыпайтесь! Подъём! – выпалил ей в ухо Сергей Тимофеевич.
– Что там стряслось? – спокойно, не удосужась даже приподнять голову, спросила дежурная. – Пожар, что ли?
– Хуже! – ещё громче заорал Полезаев. – Убийство!
Дежурная наконец подняла голову и, широко зевнув, уставилась на него круглыми совиными глазами.
– Да ну? Не может быть! У нас отродясь такого не бывало… Правда, два сезона тому… Напился тут один ухарь…
– Прекратите! Как вы можете? Тут такое… Тут…
– Неужели правда? – всплеснула дежурная руками. – Вот это да!
– Где у вас телефон? Ну чего вы сидите, как… Телефон у вас есть, спрашиваю?
– Телефон? Да сломался он давно. И никто не чинит. Я говорила старшей сестре. И не раз. А она говорит…
– А ещё? Другой телефон… – Полезаев