– Лерка?! Гришаева?! Лерка!
– Это же я – Машка Жучкова! Не признаешь, что ли, соседей?!
Моргаю раз-другой. И, наконец, узнаю девушку, которая перестает тормошить меня и накидывается уже не с явным желанием придушить за то, что из-за меня она свое дорогое авто чуть не поцарапала, а обнимает вполне радушно.
Отцепляется от меня и в лицо мое заглядывает. А я смотрю на девушку с яркими стрелками, алой помадой и волосами, собранными в тугой конский хвост на затылке. Сказать, что Маша, с которой мы вместе во дворе играли, изменилась – ничего не сказать. Передо мной другой человек из жизни, которую часто демонстрируют в социальных сетях.
Модная дорогая одежда, ухоженная кожа. От той прыщавой девчонки мало что осталось, разве что глаза те же с легким прищуром. В которых теперь есть налет цинизма и высокомерия по отношению к тем, кто не ездит на таких вот алых машинах…
– Узнаю, – отвечаю односложно.
– Эй, Гришаева, а чего глаза на мокром месте?! Испугалась, что задавлю?!
Всхлипываю. Ком в горле у меня будто застревает. Испугалась. Но не этого. За отца сердце болит так, что дышать не могу…
– Э… плохо дело, – считывает мои эмоции Маша, – ну-ка, пойдем-ка в машину, посидим, поговорим…
Цепляет меня под локоток и ведет к своему автомобилю, распахивает дверь с пассажирской стороны и чуть ли не силой запихивает меня, потому что я чувствую себя окаменелым бревном.
– Да прекрати сигналить, баран недалекий! Драндулет свой убрал сам!
– Ты дорогу перекрыла, не проехать!
– Обломишься!
Жучкова посылает нетерпеливого водителя, который из-за нас проехать не может, садится за руль и хлопает дверью.
– Я и забыла, что в этих окраинах одни закомплексованные нищеброды, – фыркает и срывается с места, а у меня сил нет возразить и сказать, что вообще-то мы живем в приличном районе, но, видать, Маше виднее.
– Гришаева, ты не сиди, как пришибленная, шок словила, да? Ничего, бывает. Я сама перепугалась. Машина-то это не моя, мне ее, скажем так, поводить дали, с намеком, что если буду хорошей девочкой, то мне оставят…
Улыбается многозначительно, но до меня не очень доходит смысл этого монолога. Я все еще душевно в отделении реанимации с папой… сердце болит из-за несправедливости, из-за всего того, что обрушилось на нашу простую семью…
Всхлипываю и чувствую, как слеза проскальзывает по щеке.
Быстро утираю ее и, наконец, понимаю, что Маша везет меня не в сторону нашего дома.
– Нам налево нужно было, наша хрущевка в той стороне…
– Я знаю, где тот клоповник находится, – фыркает Мария и бросает на меня быстрый взгляд.
Ее семья давно съехала и о них вестей не было, я знала, что они в самый центр перебрались, так как у отца