Не я одна приехала в клинику рано. Неугомонная миссис Сигер уже проверяла освещение. Лампочка в приемном отделении лопнула, стоило щелкнуть выключателем. Миссис Сигер, судя по всему довольная своей предусмотрительностью, удалилась в подсобку за заменой.
Медсестра в регистратуре держала журнал учета посетителей раскрытым на стойке, и мы, проходя мимо, могли видеть список пациенток на день. Имен обычно было немного. Как я уже говорила, большинство женщин появлялись без записи. После того как пациентки отмечались в журнале, регистраторша складывала их медкарты в пластиковый держатель у входа в смотровой кабинет. Мы работали попеременно. Та медсестра, чья очередь наступала, брала медкарту и проводила осмотр. В один из дней обучения я подняла руку и задала вопрос: Разве пациенткам не будет спокойнее, если при каждом обращении их будет принимать одна и та же медсестра, а не разные? Миссис Сигер поморщилась, да и только.
В ту первую смену мне не попалось сложных случаев – в основном пациентки приходили за контрацептивами. Одна, впрочем, пожаловалась на боль при мочеиспускании. Господи, только бы не что-нибудь венерическое, подумала я тогда. На ней были атласная блузка и юбка, какие подошли бы секретарше, – неплохая униформа для города, где большинство черных женщин носят фартук прислуги. Судя по анализу, у пациентки была инфекция мочевыводящих путей.
В клинике никогда не принимали мужчин, и на обучении миссис Сигер подчеркнула, что в нашу миссию это не входит. Но разве мужчины не должны участвовать в контроле рождаемости? Меня осадили во второй раз, так что до самого конца инструктажа я держала рот на замке.
Днем я должна была поехать домой к пациенткам, но так боялась этого визита, что решила сперва заглянуть на работу к папе. Когда-то он принимал пациентов всего в паре кварталов от клиники. В то время многие чернокожие держали предприятия на Холт-стрит, но затем через этот район решили проложить федеральную трассу. Папа перенес практику на Мобил-роуд. Он все еще любил поворчать, как много холт-стритских дельцов пали жертвой той стройки. Пока Монтгомери развивался и рос, жаловался он, черных швыряли то туда, то сюда. С папой трудно было поспорить, но тогда, не имея политического представительства, мы ничего толком не могли сделать.
Когда я вошла, за стойкой регистрации перекусывала Гленда – светлокожая женщина с улыбкой от уха до уха. За все годы, что я ее знала, она ни разу не взяла больничный. Неизменная пышная прическа, мешковатые платья. Папа звал ее «старая добрая Гленда». Она занималась всем – была медсестрой, секретаршей, администратором. Ее преданность папиной