Человек человеку волк
Наш образ жизни, меняющийся характер работы, меняющийся характер отношений, то, как теперь строятся наши города и проектируются наши офисы, то, как мы относимся друг к другу и как наше правительство относится к нам, наша зависимость от смартфонов и даже то, как мы сейчас любим, – все это оказывает влияние на то, как одиноки мы стали. Но мы должны вернуться еще дальше, чтобы полностью понять, каким образом мы стали такими разъединенными, разрозненными и изолированными. Что касается идеологических основ кризиса одиночества двадцать первого века, многие из них предшествовали цифровым технологиям, самой последней волне урбанизации, глубоким изменениям рабочего места в этом веке и финансовому кризису 2008 года, а также, конечно же, пандемии коронавируса.
Они восходят к 1980-м годам, когда воцарилась особенно суровая форма капитализма: неолиберализм, идеология с преобладающим акцентом на свободу – «свободный» выбор, «свободные» рынки, «свободу» от правительства или вмешательства профсоюзов. Та, которая ценила идеализированную форму уверенности в себе, небольшое правительство и жестокое конкурентное мышление, которое ставило личные интересы выше общественного и коллективного блага. Этот политический проект, первоначально отстаиваемый как Маргарет Тэтчер, так и Рональдом Рейганом, а затем поддержанный политиками «третьего пути», такими как Тони Блэр, Билл Клинтон и Герхард Шрёдер, за последние несколько десятилетий доминировал в коммерческой и государственной практике.
Причина, по которой он сыграл фундаментальную роль в сегодняшнем кризисе одиночества, заключается, во-первых, в том, что он ускорил значительный рост разрыва в доходах и благосостоянии в странах во многих частях мира. В США в 1989 году директора зарабатывали в среднем в 58 раз больше средней зарплаты рабочего, а к 2018 году они зарабатывали в 278 раз больше. В Великобритании доля дохода, приходящаяся на 1 % самых богатых семей, утроилась за последние сорок лет, при этом 10 % самых богатых теперь владеют в пять