Он не подозревал одного.
Илья Сурков как раз возвращался домой, когда заметил свернувшую во двор полицейскую машину с мигалкой. Он мгновенно сориентировался – попятился назад и побежал кругом к пятиэтажке, что стояла напротив его жилища. Вошел в крайний подъезд, где замок давно сломали, быстро поднялся наверх, открыл дверь чердака – ее не запирали из-за постоянно залетавших и дохнувших голубей. Из окна чердака он внимательно наблюдал за полицейской машиной, стоявшей у его подъезда.
Они стали являться к нему слишком часто.
Труп матери все еще оставался у них. Они добивались ясности насчет похорон. Или им еще от него что-то надо?
Он наблюдал, как группа ментов – кто в штатском, кто в форме вышла из его подъезда и направилась к полицейской тачке с мигалкой. Приехали по его и мамочкину душу и убрались восвояси…
Мамочка… где же ты сейчас? Отчего не снишься мне по ночам? Яркое видение из детства внезапно выплыло из его затуманенной алкоголем памяти.
Мамочка… Алла – молодая, растрепанная, в одной черной нейлоновой комбинации и черных чулках – они еще жили тогда в Иванове. Мать в свой фабричный выходной после «киношки» привела домой мужика. И вдруг бабка – лежачая вот уже третий год – сходила под себя и начала тоже кряхтеть и стонать, требуя, чтобы ей поменяли памперс. А по тесной квартирке расползлась чудовищная вонь. Любовник матери, подхватив одежду, в одних трусах вывалился в коридор, зажимая рот и нос от смрада, открыл дверь квартиры и был таков.
Мать ринулась в комнату бабки, отшвырнула с пути его, двенадцатилетнего Илью. Схватила лежачую мать-старуху за худые плечи, рванула и заорала: «Нарочно ты, да? Нарочно при нем обгадилась, вонючая дрянь?! Ты вечно мне все назло делаешь, старая …!» Она трясла старуху, как куклу, но та изловчилась и ударила Аллу по лицу, оцарапав ей щеку. Он, Илья, – тогда Илюша Сурков – помнил, как мать схватила бабку за горло и начала душить. И лишь его отчаянный вопль: «Мама! Бабушка!» отрезвил, остановил ее…
Потом они вместе с матерью поменяли стонущей бабке обгаженный памперс. Затолкали грязное постельное белье в стиральную машину. Мать распахнула в их тесной квартирке все форточки настежь. На столе в комнате осталось угощение несостоявшегося рандеву – бутылки водки, вина, торт, а еще лежала пачка таблеток. «Морду не криви, – бросила ему мать. – Привыкай, сынуля. Я щас в киношке слыхала – не мы такие, жизнь такая. На – хлебни, взбодрись. Авось полегчает». И она плеснула ему водки в стакан. Он – двенадцатилетний пацан – выпил. От усталости и отвращения мать нализалась вдрызг. И он тоже пил водку. А затем украдкой взял