Я не знаю, что ещё заставляло держаться на ногах. Ярость? Воля к жизни? Или неотступный страх за жизни детей? Если бы могла выбирать, отдала бы себя на растерзание всем псам ада. Да только я сама была залогом жизни малышей и не имела права сдаться.
Никто из нас не мог предугадать последствий неподчинения. Что это был за чудовищный эксперимент над телом и психикой? Кто санкционировал это? Голова разламывалась от вопросов, а тело – от изнеможения.
После двадцатой минуты я уже перестала считать. А добежав до входа, буквально вползла в открывшийся лифт, уже не чувствуя ни рук, ни ног. Уткнулась в стену лбом и пыталась не распластаться на полу.
Лифт быстро поехал вниз. От едва заметного толчка я повалилась на бок.
«А что, если я схвачу воспаление лёгких… и умру? Кто такое выдержит?» – но вспомнила, что утром была необыкновенно бодра и здорова. Я чуть не зарыдала в истерике, представив, как пытки будут повторяться до бесконечности.
– Господи, я поняла, почему ты меня не слышишь, – распахнула глаза, уставившись перед собой. – Я уже умерла и оказалась в аду! Вот такой он, да? Где не понимаю, что происходит, но испытываю дикие муки ежесекундно… Это мне нужно осознать?! Ты это, грёбаный отец, хотел мне сказать?!
Двери лифта открылись, а я не могла подняться.
– Хватит патетики! У тебя одна минута, чтобы дойти до душевой, – прозвучал недовольный голос координатора.
– Я не помню, как умерла… Да и за что меня в ад? А как же мои дети? – сама не понимая, как встала на ноги, продолжила вслух. – Но это всё объясняет… И катакомбы, и джунгли, и мёртвый город… Господи, парни… они тоже были все мёртвые? А Арес?
– Ева, прекрати! – раздался голос Макса, который и привёл в чувства. – Соберись! И не раскисай! У тебя двадцать секунд до душевой… Но бонус за хорошую пробежку: час на процедуры и отдых перед ужином.
«Хорошая пробежка?! Больше двадцати минут в кубе – ты, тварь, издеваешься?!» – едва не выплеснула мысли наружу, но лишь вытерла губы от брызнувшей в шипении слюны и ускорила шаг, насколько могла.
В душе я впервые была одна. Сначала отогревалась, а потом нахлынуло такое отчаяние, что не смогла сдержать рыдания. А когда слезы высохли, осознала, что выбора нет: сколько бы ни сопротивлялась, а бороться буду не за себя, а за Илью и Соню. Страшнее было бы наблюдать их травмы или смерть, чем перенести двадцать минут с насильником. Изощрённости в психологических пытках похитителям было не занимать.
«Это будет стандартный неприятный приём гинеколога… Могу я это избежать? Нет! Могу что-то изменить? Нет! Поэтому ты стиснешь зубы, закроешь глаза, будешь просто дышать и думать о том, как взорвёшь здесь всё! И может, это будет завтра? А до этого ты обязательно что-нибудь придумаешь…» – уговаривала себя, медленно двигаясь на ватных ногах по коридору в сторону столовой.
У меня был комплексный ужин. Есть хотелось безумно, и я без разбору запихивала в рот всё, что лежало на подносе. Соперницы настороженно косились.
– Ну