Женя сначала целился в голову Веры, но ему мешал сосредоточиться её спокойный или даже покорный взгляд. Потом в мушке ружья он стал видеть не один, а два женских лба и над обоими вились кудряшки. Но когда в мишени появился и третий лоб в таких же кудряшках, то мужчина чуть приспустил чёрное дуло двустволки и стал метиться в более широкую цель, в женскую грудь. Ему совсем не мешало завёрнутое в пёструю пелёнку тело ребёнка, наоборот, это даже усиливало кульминацию от совершаемого им преступления – преднамеренного убийства жены.
Именно этим выстрелом в упор Евгений собирался насладиться на всю жизнь. Предвкушение момента убийства супруги, навязанного жизнью, кружило голову, и мысли в его голове опережали события. Полёт пули был выверен, и исход был неизбежен – смерть той, которая одним взглядом могла вывести его из себя, сделать его ничтожеством!
Женя всегда считал себя хорошим человеком, он не убогий из подворотни, его любят и уважают друзья, а эта толстуха в халате с оторванными пуговицами, ему не судья, и только её смерть сможет освободить его от постоянного чувства вины перед ней, словно так он и не оправдал её доверие.
Евгению нравилось сознавать истину, что пуля не знает ни жалости, ни пути назад, она достигает цели и уничтожает её… если хорошо прицелиться. И как профессиональный убийца, он принял стойку, нашёл цель, взвёл курок и замер, собираясь одним выстрелом убить Веру наповал, чтобы не было никчёмных слёз. Женский плач всегда действовал ему на нервы.
Но совершить убийство ему мешало отсутствие атрибута каждого убийства – крика о пощаде. Женя с детства слышал визг свиньи в сарае, когда с наступлением первых заморозков в деревне забивался скот. Мальчишкой он затыкал уши ладонями, пока внезапная тишина не накрывала его с головой, словно тяжёлое одеяло, из-под которого нельзя было выбраться, но это только казалось, что нельзя.
* * *
Вера не визжала и даже не плакала, она тихо ждала выстрела, не догадываясь, что её овечья покорность мешала мужу нажать на курок. Она стояла у окна, за которым оставался мир, который тоже ждал выстрела и её смерти.
О чём можно думать, когда в тебя целятся в упор?
Может быть, о том, что в больнице не станет райпедиатра? Или о горе родителей по убитой дочери? Первое, что пришло женщине в голову, – это то, что она стала «сукой». Как это могло произойти, что она перестала быть человеком, а превратилась в животное женского рода?
Яркой вспышкой вспомнила она мамино предупреждение об опасности брака с алкоголиком, но это воспоминание было уже совсем неуместно, ведь перед смертью любому неприятно сознавать, что под пулю убийцы он встал добровольно, когда его предупреждали