Ну мой тятя не таков. На коленки меня усадит, всё выспросит. Сахару даст. А то примется к потолку кидать. А я хохочу и не робею.
Но была у мово тяти чудинка одна. Непременно с праздника он приведёт в дом гостя – человека пришлого. И ну его пытать. Как де в их стороне простому человеку живётся, что произрастат, кака живность в лесах, рыба в прудах. И пренепременно он гостя за стол усадит, своё почтение окажет, да всё по-простому, по-деревенскому.
Мамке нашей прикажет самовар раздуть и всё, что ни есть на стол подать. И до того он гостя разохотит, что человек этот пришлый станет ровно дома у себя. И всю душу тяте изольёт. Быват, что тятя и прогонит нас, чтобы уши не грели. А то заберёмся мы с Варькой на полати. Затащим туды тулуп тятин. Тихо лежим. Всё, как ни есть нам слышно и видно. И каких токмо побывальщин мы не наслушались. Что те кино. Да и то верно. И кина тодысь не было, и радива не слыхали. Всё пели больше. А тятя мой любил петь. Особливо бродягу.
Тихо так зачнёт, посля надбавит и рукой этак подмахиват:
– По диким степям Забайкалья, где золото роют в горах, бродяга, судьбу проклиная, тащился с сумой на плечах…
Да и то сказать, что тятя наш с молоду не газговорчив был. Его так и звали Молчун, да Молчун. А вот красивый сказ уважал. Особливо побывальщину.
Захаживал к тяте и дед Культя. Но мы с Варькой от его прятались. Он нас с Варькой пугал. Изображал из обрубленных своих пальцев козу.
Так вот привёл один раз тятя мужика бородатого. Глаз чёрной, как смоль. А голос ласковой. Мужик ентот вынул из-за пазухи тряпицу, а в ей пряник печатной. И одарил он нас с Варькой ентим пряником. А на прянике кот изображённой. И говорит это он тяте, как бы промежду прочим:
– Нет зверя страшнее кошки.
А потом этак помолчал для степенности, равно с мыслями собираясь, и тихо так начал свой сказ.
– Случай у нас оден был в артели. Артельщики, что семья. Общиной живут. И чтоб доверие полное, иначе в тайгу не ходи.
И прибился к нам парень один рыжий – Федотко. И не то, чтоб до денег охоч, или кусок украдкой съесть. Чего нет, того нет. Но было в ём како-то ехидство, шутейство. Спроси его, пошто он эту пакость сотворил, он и сам не знат. А ещё курил он, поди один изо всёй артели.
Так вот шли мы с прииска. Занепогодило, и пустил нас на ночь мельник с женой. Ну, поели мы картошки в мундирах, кипятком запили. Отогрелись, повеселели. Мельник нас воблой угостил. На рыбу к нам с печи ихней кот слез. У ног трётся, мурлычет. Хозяин и похвались, что де кот особый, из самой сибири привезённый, крысолов.
Ну, Федюня наш, неровно его бес в бок толкнул, и ткни коту в нос цыгаркой. Ну, кот тут взвился. Уж и кричал, ровно баба на сносях. А потом куды-то зашкерился.
Мельник сперва смолчал, токмо заркнул на Федюню. А потом сказал как-то нехорошо: «А вот это ты зря паря сделал».
Ну, стали спать укладаться. Федюне