Ну а теперь о внешней оболочке. Рост сто шестьдесят сантиметров вместе с французской кепкой, без кепки – на сантиметр меньше. Вес – сорок шесть килограммов с той же кепкой, то есть с натяжкой. (Почему кепка? Потому что я обожала её носить). Довольно длинные светлые волосы, зелёные глаза, пухлые губы с модной в то время яркой помадой, худые длинные ноги. Ну, что ещё? Прямой нос, довольно широкие скулы.
Я бы не сказала, что внешность типично русская или славянская: в Париже из-за акцента меня часто принимали за шведку или немку. И вот представьте себе такую пигалицу с довольно ярким макияжем: накрашенные густые, благодаря французской туши, «махровые» ресницы, светло-зелёные тени на веках, дорогущая короткая твидовая юбка, белый свитер крупной вязки, итальянские чёрные лаковые сапоги-чулки до колен. Броско и ярко даже для Москвы с Парижем.
Но «девушки из высшего общества» нашей Парижской школы искусств предпочитали такой образ. Я надела эту «вторую кожу» всего год назад. Новый образ стал моей защитной реакцией: я уже не милая, трепетная, наивная девочка, дурочка-малышка с широко распахнутыми глазами, а яркая, дерзкая, самоуверенная, гордая и… неотразимая. Я придумала эту роль для себя год назад и решила, что если не суждено стать актрисой на сцене или в кино, то я справлюсь с такой ролью в реальной жизни. Да, новый образ был протестом, но удивительно, постепенно я приняла его, и он стал моей новой кожей, моим естеством.
Вот такая девушка приехала в маленький провинциальный городок России начать здесь новую взрослую жизнь.
РОДНЫЕ ЛЮДИ
Обе тётушки, Капиталина и Василиса, с дядюшкой Аркадием встретили меня на железнодорожном вокзале областного центра, куда я приехала на электропоезде из Москвы. Они радостно махали руками, заметив «родную кровиночку» в окне тормозящей электрички. Пока тётушки по очереди обнимали и целовали меня троекратно в щёки, дядюшка подхватил чемоданы. Эта искренне тёплая встреча растрогала меня: за всю свою жизнь я не могла вспомнить ни одного поцелуя