– Теперь идите, врачи сейчас будут, – положила Яна мокрую скатерть на лоб Максиму. – Вам, Алла Сергеевна, лучше поехать в квартиру Константина. Евгений отвезет, а тебе, Кира, – подняла она меня обеспокоенный взгляд, – лучше побыть у себя в комнате.
– Я не боюсь какой-то рвоты! Я не уйду!
Но об этом тут же попросил и Максим.
Его голос был слаб, губы посинели, и он еле ворочал языком:
– Уходи… – прошептал он, смыкая ставшие совсем красными глаза.
Отказать ему или спорить… в такой ситуации? Я переглянулась с Аллой, и она молебно сложила ладони:
– Ему помогут… Иди, Кирочка. Все потом.
В дверях Алла столкнулась с бригадой «Скорой», а Максима как раз трижды вывернуло. Он открыл глаза и схватил меня за руку ледяными пальцами, прохрипев:
– Кира…
– Проходите, – торопилась Яна с врачами, – похоже на приступ сильной аллергии. Я не знаю, на что она. Он выпил физраствор, и его вырвало.
Яна вела себя в стрессовой ситуации наиболее адекватно. Алла только молилась и суетилась, выбежав босиком к «Ауди» Жени. Я не могла принять решение: уйти или остаться? Что делать, как помочь? Хорошо, что Яна всегда была в доме.
Из-за чего бы Максим с ней ни ссорился, сейчас она единственная спасала его.
Двое медбратьев несли ширму, катили треногу для капельницы, а Яна жестом поторопила меня, чтобы шла к себе, когда Максим застонал и его вырвало снова на красные туфли ассистентки, но она даже не шелохнулась, только провела рукой по спутанным волосам Максима, сказав:
– Все проходит. И это тоже.
Ничего не оставалось, как уйти. Я ничем не могла помочь сейчас Максу. Яна сказала, что у него аллергия. Интересно на что? То списки ходят собирают, кто на какую пыль чихает, то задыхаются и блюют на ровном месте?
Спустя сутки в доме Воронцовых я была готова впервые перешагнуть порог своей комнаты. Второй этаж. Вот первая дверь – с наклейками журавля, там обитает Костя. Следующая определенно вела в комнату Максима. Не нужно быть следователем, чтобы понять это по прибитым вкривь и вкось старым номерным автомобильным знакам.
Оставалось еще две двери.
– Это точно не моя… – сделала я железобетонный вывод, припоминая данное дому прозвище – Каземат.
Дверь вела в комнату Аллы. Она была сплошь черной, словно обгоревшей по краям, но гладкой в центре. После прикосновения я бы сравнила ее со школьной доской, по которой удобно писать мелом. По периметру дверь освещали разнообразные масляные лампы вперемешку с подсвечниками для свечей и даже пара потушенных факелов.
Я нервно дернула плечом, успокоившись, когда выхватила взглядом проведенную по потолку систему пожарной безопасности.
То, что дверь ведет к Алле, было понятно не по цвету покрытия, не по факелам и очередной панели открытия по отпечатку ладони, а по тому, что дверь ее была исписана вот этим:
К5С(2),2А∞G3=k1+k2+m