Сдвинув игрушки в сторону, Миша порылся в сумке основательно.
– Нет, – ответил он, поднимая голову.
– Блин, – Ира расстроилась. – Ничего больше брать не будем. Сумка дишманская.
– А игрушки? Они новые.
– У тебя есть дети?
– Нет, – сказал Миша, подумав.
– И у меня нет, – сказала Ира. – Кроме тебя.
Я ощущала себя подушкой. Большой, со складками, потрепанными углами. Меня сминали, встряхивали, взбивали сильными ударами, прежде чем положить себе под голову. Повернуться, уткнуться в меня слюнявым лицом – вот тут я была кстати. А ночь прошла – запулили подушку в угол и забыли. Не нужна, чего о ней думать? Пусть валяется до следующей надобности.
Всё изменилось, когда я вернулась домой, не дойдя до метро. Забыла телефон. Вошла вся в своих мыслях. В основном мысли были о том, насколько я ничтожная личность. Осторожно прикрыла дверь, чтобы отец не разорался, и, забрав телефон с подставки для обуви, заглянула в комнату. Просто проверить больного. Заглянула и окаменела.
Мой папа, который третий год не вставал с кровати, инвалид моего сердца, стоял на своих двоих перед включенным телевизором и, переминаясь с ноги на ногу, ел зефир.
Сначала я не могла поверить своим глазам. Говорят, чудеса случаются не только в кино, но чтобы у меня в гостиной!
Отче мой тем временем спокойно подошел к столу, взял две зефирины из раскрытой пачки, одну надкусил и вразвалочку вернулся к телевизионному ящику.
– Папа… – сказала я тихо.
Он обернулся, испугался и тут же закачался, словно собирался упасть. Но не упал.
– Ты что, ты… ходишь?! – спросила я.
– Это я… случайно, – сказал мне папа. – Сейчас…
И он на моих глазах, словно я ничего не вижу, поковылял к кровати и рухнул на нее с театральным стоном.
На экране телевизора тем временем весело плясала зебра в клеточку.
– Нет… Я не хожу, Юлечка, – сказал он мне после того, как лег.
Но я хоть и была в глубоком шоке, способности соображать не утратила.
– Ты, – говорю, – ходишь, и не просто ходишь! А без стыда и совести!
– Разве? Я случайно!
И тут меня прорвало. Я прямо заорала:
– Перестань морочить мне голову! Ты притворялся?! Ты всё это время притворялся?!
Я так громко это выкрикнула, что у меня у самой зазвенело в ушах, а в глазах пронеслись многочисленные ночные горшки, скандалы на пустом месте, как я тысячи раз отпрашивалась с работы и ползала возле кровати, собирая тряпкой разлитый суп.
– Нет, Юлечка, я не притворялся! – упорствовал папочка.
– Всё! – сказала я. – Нанимаю тебе сиделку.
Папа закатил глаза. Артист погорелого театра!
– Юлия, мне плохо. Кружится голова. Принеси коробку.
Так он называл аптечку.
– Да фиг тебе! – вырвалось у меня.
Оно и правда вырвалось. Но на самом деле прозвучать должно было следующим образом: «ДА ФИГ ТЕБЕ!!!»
И даже,