Небо в ладонях
Сухопарый нурк с военной выправкой медленно вышагивал по дорожке, выложенной золотым полированным камнем. Ладонь неподвижно согнутой руки сжимала букет алых весенних гайганов. Приблизившись к памятнику, нурк аккуратно положил цветы к сверкающей глыбе и застыл в почтительном поклоне. Затем он резко выпрямился и метнул на меня острый, как наконечник стрелы, взгляд. Он длился мгновенье, но меня пронзила ненависть, гнев и красноречивое обещание скорой мести.
Я вырос в раскаленном море, под синим сухим небом, где живут люди с кожей, отшлифованной песком. Они вскормлены жарким дыханием Великой Пустыни, а в венах течет кровь пополам с солнцем.
С детства я работал вместе с отцом, проводником туристов. Мой день начинался задолго до рассвета и заканчивался лишь тогда, когда воздух превращал песок в лед. Мы тщательно выбирали маршрут так, чтоб не навредить ни Пустыни, ни людям, и затем сопровождали караван автотуристов на машине. До сей поры для меня является загадкой, как путешествие через пески в раскаленном автомобиле может доставлять удовольствие. Для нас с отцом это было частью работы, а для туристов… Но наши клиенты с таким восторгом взмывали на барханы, с такими восхищенными воплями съезжали вниз, что в искренности их радости сомневаться не приходилось.
Я наверняка унаследовал бы дело отца и до конца дней водил по барханам иностранцев, но однажды у одного из них я увидел в машине атлас планет, открытых человечеством. Я попросил разрешения посмотреть книгу. Турист был удивлен – как? мальчик из племени умеет читать? или просто посмотрит картинки?
Пока хозяин машины накачивался водой из маяка-резервуара, я, устроившись в горячей тени автомобиля, с трепетом раскрыл атлас на первой попавшейся странице. Я был потрясен увиденным – на фоне лазурного океана мерцал изумрудный континент. Чарующее «Наоль» я произнес как заклинание. С первой секунды я влюбился в эту планету навсегда и не мог думать больше ни о чем ином.
С мечтой о Наоль я просыпался и засыпал, во сне грезил только ею. Я влюбился в нее, как подростки влюбляются в зрелую женщину – со страхом и сладостной тоской по несбыточному.
– Да что Вы! Наоль – это сплошные болота. Вы хотите утонуть? В такое захолустье! К тому же, зачем там дипломат? Нам нужны шпионы, но не дипломаты. Вы молоды, у Вас все еще впереди. Вы – один из наших лучших выпускников! Мы уже подыскали Вам приличное место. Я понимаю, рваться в… – ректор затруднился с примером. – Ну-у вот… Вот Раар, к примеру – пляжи, отели,… Но Наоль!
«Да к черту ваш скучнейший Раар!» – думалось мне. В мечтах я пребывал уже на изумрудном континенте, о мои ноги ласково терся бескрайний, как пустыня, Океан, а в глазах отражалось густое синее небо. «Прекрасная» – это слово, мне казалось, как нельзя лучше подходит для головокружительно далекой Наоль. В реальность склизлых болот я не верил.
– Ну, ко-ончится же он когда-нибудь? – жалобно протянул мой пятый за наольскую зиму – помощник, тоскливо глядя на бесконечные потоки дождя, резво скользящие по стеклу. Я оставил дурацкий вопрос без ответа. Мы оба знали, что дожди Наоль – это надолго.
Помню, когда болота Наоль успели уже меня засосать, мой третий помощник привез атлас планет, как тот из детства. Любопытно было узнать, что я не обратил внимание в книге на главное – в самом начале стояло, оказывается, такое ма-аленькое уточнение: «Облик планет является плодом фантазии составителей атласа»…
Я скучал по своей жаркой родине. Болота мне порядком надоели, меня раздражала эта вечная вода повсюду, вонючий запах влажного разложения, удушливые туманы и промозглая дождливая зима.
Хотя все равно я продолжал верить в Наоль моей детской мечты. Как часто по ночам снилось мне, что под мутной хлябью ждет своего часа цветущий континент и теплый голубой океан. И я просыпался счастливым.
Сок рапо вскипел, выплеснулся на раскаленную каменную плиту и сердито зашипел. Багровый цветок на столике мелодично засвистел и наполнил комнату ароматом местной травы. «Лигани», – издевательски пропел потолок, что означало пожелание сухого дня. Иногда мне казалось, что потолок заодно со всеми болотами Наоль и просто насмехается надо мной каждое утро этим своим «лигани».
Исчерпав все возможные способы побудки, комната заставила кровать-трубу бешено вибрироватью Когда мне надоело сотрясаться всем телом, я сполз.
Потягивая горячий сок, в который, как обычно, погрузил несколько листков черной травы, я наблюдал из окна пробуждение древнего города, опутанного липким туманом.
Тусклая звезда с ледяным названием Иллийр медленно всплывала над узкими конусами грязно-цветных крыш и уродливо изогнутыми шпилями Кьюкобара. «Золотые» и «бронзовые» нурки, проснувшись одинаково рано, постепенно заполняли неуютно широкие улицы столицы, словно ртуть, перетекая от дома к дому, то сливаясь в мутные